неожиданно и потянуло в Арат, лично порадеть о наиважнейших делах королевства. Ну если бы хоть кто ни будь, намекнул ему тогда: «Что ты там старый забыл, на своем месте ты сидишь крепко, а поста премьер- министра тебе не видать как своих ушей». Ну нет, кто же рискнет сказать такое губернатору, сам виноват, окружил себя подхалимами, теперь парься на этой чертовой посудине вместо того, что переждать самую жару на своей чудесной загородной вилле, наслаждаясь прохладой горного воздуха и целебной свежестью ледниковой воды.
Ну ладно, что сделано, того уж не вернешь. Отказаться от поездки, не говоря о том что бы прервать ее, он, после того как публично заявил об этом, мог только в случае своей смерти, иначе при дворе действительно могли начать копать под него. Вопрос в другом – зачем Берндоту было нужно что бы он покинул Байск.
Губернатор четко осознавал, что граф самый сильный вельможа провинции, и именно по этому ему не светит занять его место, даже в случае его смерти. Он никогда не мог понять до конца, зачем ему, такому блестящему аристократу, хоронить себя в их глухой провинции. С его-то способностями, он мог сделать отличную карьеру хоть в армии, хоть при дворе. Но нет, он занял теплый, но бесперспективный пост в глухой отдаленной провинции. Сначала губернатор сильно опасался, что граф метит на его место, но он всегда был к нему лоялен и реально поддержал его несколько раз в сложных моментах, когда казалось бы мог воспользоваться случаем и попытаться стать во главе провинции. Сперва это его настораживало, затем один знакомый, имевший свои источники в канцелярии премьера, по секрету поведал ему, что если молодой Берндот и метит в губернаторы, то пока у власти лорд Раис, ему это не светит ни при каких условиях. На этот счет есть даже тайное распоряжение подписанное королем и хранящееся у премьера. Конечно граф может и не знать об этом, но за те два года, что он в провинции он даже не пытался как-то интриговать против губернатора. Напротив, он был самым деятельным и полезным чиновником провинции. Даже имей губернатор такое желание, он не видел в его деятельности никаких недостатков.
Когда, скоро уже почти три года назад, он узнал, что освободившееся место командира байского гарнизона хочет и наверное получит граф Берндот, то был сильно встревожен. Долетавшие до ушей губернатора слухи о молодом аристократе ничего хорошего ему не обещали. Специально за одним из знатнейших вельмож провинции он не следил. В родовых владениях он появлялся не часто, а когда появлялся, то это всегда было связано с дикими кутежами, дуэлями, иногда и со смертельным исходом, кучей совращенных девиц и толпой их негодующих родственников, которые не решаясь требовать ответа у графа, обивали пороги местной власти. А о скольких случаях, когда толстый кошелек графа, по горячим следам, решал все проблемы с претензиями сир Баридж и не знал. Губернатор часто стоял перед дилеммой, карать или не карать графа, за поступки, которые простому смертному точно бы стоили головы. Но граф есть граф, и то, что вызывало гнев и негодование у обывателей, в армейских казармах, у молодых дворян, а особенно в офицерской среде считалось чуть ли не подвигом. У заносчивых молодых волчат из аристократических логовищ слюнки текли при разговорах об очередных «подвигах» Берндота. А юные барышни в салонах только и говорили с придыханием о том, каков, однако, наглец этот граф, но какой же он красавец и душка. Осуждая на словах его последнее романтическое приключение с очередной юной особой, в тайне ей завидовали и сами мечтали упасть в крепкие объятия мужественного красавца. Граф был кумиром золотой молодежи провинции. Ему завидовали и стремились подражать, копируя стиль одежды, поведение, манеру вести разговор и платить в тавернах. Он был своеобразной гордостью провинции и самым известным ее жителем. Тронь его и хлопот не оберешься. Тем более, что старая родовая аристократия могла бешено грызться и интриговать против друг друга, но только в своей среде, если же кто-то покушался на их представителей со стороны, они быстро отложив на время внутренние распри наваливались скопом на наглеца. Тронуть потомственного аристократа мог только король, да и то, при очень большой необходимости и будучи готовым отстаивать свои решения силой оружия. Губернатор такой силой тогда не обладал. К тому же не известно, как отнесутся к наезду на графа при дворе, где у него тоже хватает влиятельных друзей, а выходить на короля с делом об избиении какого-нибудь купчишки или изнасиловании его дочки или жены, которые поди и сами об этом мечтали, нет боже упаси забивать царственные уши подобным вздором. Губернатор предпочитал уходить в тину. Отсиживался в загородных имениях, не принимал просителей, спускал на тормозах, заведенные в полиции дела, и с нетерпением ждал, когда его головная боль покинет родную провинцию и улетит в свое блистательное гнездо в столице. К счастью граф в Байске не задерживался, и его, хоть и регулярные, наезды были всегда достаточно кратки.
Поэтому если не страх, то опасения губернатора, что в провинцию навсегда приезжает самый большой ее шалопай, да еще на одну из высших должностей, можно было понять. Но все оказалось иначе. В провинцию приехал совсем не тот человек которого ждал губернатор. Офицер, занявший должность командира гарнизона, разительно отличался от молодого повесы и гуляки, которого знали. Это был энергичный, грамотный военный, не чуравшийся никаких дел. Естественно в Байской провинции, как и везде, чиновники приворовывали казенные деньги и брали взятки. В этом плане дела обстояли здесь не хуже и не лучше чем везде. В частности поставщики и гарнизонные интенданты наживались на военных поставках. Солдаты в казармах чувствовали это на собственной шкуре. Граф быстро и жестко положил этому конец. Он заявил, что тот кто обирает его солдат, враг государства и его личный враг, ни больше ни меньше. Рилас Квит, доселе никому не известный полицейский чин, собрал неопровержимые доказательства против шести поставщиков и двух интендантов, уличающие их в завышении цен, взятках, поставках бракованного товара и других преступлениях. Молниеносно проведенный, под давлением графа, суд вынес суровый приговор: двое были казнены, остальные сосланы на галеры, имущество конфисковано. Граф лично проследил, чтобы приговор немедленно был приведен в исполнение. Общество содрогнулось, такого никто не ожидал, тем более, что почти все купцы грешили этим и власть всегда смотрела на это сквозь пальцы, но в казармах, где граф и так был любим, его популярность взлетела до небес. Он безжалостно муштровал солдат, но следил, чтобы они всегда были сыты, одеты и жалование получали без задержек. Его авторитет в армии был непререкаем и скоро Байский гарнизон стал действительно одной из лучших воинских частей королевства. «Шпага провинции», так в шутку назвала его одна дама на каком-то из балов, и это прозвище к нему прилипло. Губернатор очень скоро убедился, что сильный командир гарнизона и хорошая военная машина провинции, повышают и его авторитет и влияние. Как это не странно, но губернатор должен был признать, что Берндот очень полезен и для него и для провинции.
Но именно эта, просто кристальная чистота и непорочность графа, как-то настораживала и озадачивала губернатора. Всем своим нутром, человека, более тридцати лет крутящегося во власти он чувствовал, что здесь что-то не так. Немного ослабляло его подозрения то, что в быту граф вел себя, как и положено представителю золотой молодежи: кутежи, любовные похождения, дуэли, пьянки, мордобой. Все это было и осталось, но тоже в меру и никак не сказывалось на службе, хотя другие аристократы часто лишь номинально выполняли свои функции, предпочитая всю работу сваливать на подчиненных. Эта провокация с поездкой в Арат первый его сомнительный шаг. Конечно в его отсутствие за графом в Байске присмотрят, но губернатор сильно сомневался, что по возвращении его будет ждать убойный компромат на командира байского гарнизона. Нет, формально даже сейчас ему нечего инкриминировать графу и это сильно беспокоило губернатора. За долгие годы он научился разбираться в людях, иначе он просто не смог бы сделать политической карьеры, но графа он не понимал. Будь он пьяницей, бабником, сумасбродом он был бы ему ближе. Нет он чувствовал в нем крепкую косточку и целеустремленность. Граф явно был масштабней той должности, которую занимал, такой человек не мог не интриговать. Но агенты губернатора не обнаруживали никакой скрытой деятельности неизвестной всем. Даже эту свою чертову лигу он не прятал, она действовала совершенно открыто. Несколько человек губернатора вступили в нее, по его заданию, и не обнаружили в ее деятельности никакого второго дна. Граф был не понятен и это сильно напрягало и даже пугало губернатора. Противоречие между созданным образом и сущностью, которую он чувствовал было настолько разительным. И оно должно было во что-то вылиться, и это его пугало, потому что он даже приблизительно не представлял, что может выкинуть граф. Где он нанесет удар. А то, что он будет, и фактически граф сделал свой первый ход, он не сомневался.
Душная, парящая, влажная летняя ночь шла к исходу. Муторные мысли, копошившиеся в мозгу, так и не дали расслабиться. Ставшая влажной простыня противно липла к телу, подушка казалось раскаленной как кузнечный горн. Нет это просто какая-то пытка. Проворочавшись полночи и так толком и не заснув Баридж решительно встал с постели.
