— И что он тебе рассказать успел?
— Что жукоеды пытаются захватить переход между ветками.
— Зачем?
— А взорвать хотят. Завалить проход, чтобы никто с красной ветки к ним прорваться не смог. Ни люди, ни муранча. Вот ворошиловцы к переходу все силы и стянули.
— Ишь твари какие, а! — недобро усмехнулся командир. — Как других к себе не пускать — это пожалуйста, а как им самим путь к отступлению перекрывают — сразу забегали, блин, засуетились.
— Зря скалишься, — покачал головой дед. — Если «синие» завалят переход — всей нашей ветке кранты. Надо на Ворошиловскую скорее идти. Я бы и сам уже там был, только ходок из меня теперь никудышный. Видишь. — Старик кивнул на окровавленную ногу. — Влепил пулю какой-то стрелок, мать его, ворошиловский…
— Так, вы двое, — командир повернулся к своим подчиненным, — взяли деда. Ты и ты — возвращайтесь к «Театралке» и зовите людей. Скажите — путь свободен. Остальные — за мной.
Путь действительно был свободен. Второй блокпост ворошиловцев не охранялся вообще. На станции и подступах к ней было полно народу, и царил хаос.
Илью снова поглотило безумное и бездумное людское море. Едва очутившись на Ворошиловской, он сразу потерял своих спутников. Впрочем, Илья не особенно-то и старался их держаться.
На Ворошиловской оказалось еще теснее и шумнее, чем на «Театралке». Железнодорожные пути, широкие платформы, выложенный декоративной плиткой огромный гулкий зал, неприметные служебные помещения и какие-то ходы с распахнутыми дверьми — все было забито людьми. На рельсах стояли аж целых три дрезины, намертво застрявшие в толпе. Украшенные барельефами колонны с роскошными капителями высились над многоголовой человеческой массой как неподвижные утесы в волне прибоя, На колоннах горело несколько светильников и даже пара электрических ламп. Никто, казалось, здесь не думал о том, чтобы экономить электричество.
До сегодняшнего дня Ворошиловская и следующая за ней Буденовская считались «элитными» станциями. Именно над ними проходила центральная улица города Большая Садовая и располагались самые солидные учреждения. И именно сюда в свое время эвакуировались высшие чиновники областной администрации, мэрии и полпредства Президента, а также руководство областного УВД, УФСБ и штаб Северо-Кавказского военного округа.
Здесь был чистый воздух, вода, еда, электроэнергия, имелось достаточно оружия и боеприпасов. Спецходы от Буденовской и Ворошиловской вели к секретным бункерам и складам. В этом царстве галстуков и погон царил жесткий порядок и строгая иерархия.
Но сейчас хаос ворвался и сюда. Многочисленные беженцы смешались с перепуганными хозяевами станции, лакеями и вымуштрованной охраной, которая оказалась не в силах справиться со стремительно нарастающим всеобщим безумием. Людской поток захлестнул Ворошиловскую, выплеснулся на Буденовскую, уткнулся в гермоворота, закрывавшие путь на открытую эстакаду Вокзальной, отхлынул из тупика обратно, закрутился гудящим водоворотом. Беженцев становилось все больше, места — меньше, паника — истеричнее.
В переходе с Ворошиловской на синюю ветку шел бой. Оттуда доносилась стрельба. Короткие автоматные очереди и ружейное буханье…
А из «театрального» туннеля все напирали и напирали люди, которым не нашлось места на станции.
Илья устал. Нет, не от долгого перехода под землей. После длительного отшельничества его гораздо больше утомляло другое. Слишком много было впечатлений, встреч, промелькнувших лиц и услышанных голосов. Лица мельтешили, как в безумном хороводе, крикливая толпа не умолкала ни на миг. Живая река кружила вокруг Ильи и подхватывала его. Тянула то туда, то сюда.
Безумно хотелось спрятаться от всего этого, забиться куда-нибудь в уголок, побыть одному и спокойно поговорить с Оленькой и Сергейкой. Но спрятаться было негде, и одиночество казалось таким недостижимым. А вместо родных голосов жены и сына звучали совсем другие голоса.
Было шумно и скверно.
Сознание выхватывало обрывки разговоров, не успевая их даже толком переварить.
— …Вот ублюдки синие, а! У них, слышь, говорят, уже готово все было для взрыва. Хорошо, погранцы наши вовремя засекли возню в переходе. Шуганули жукоедов, сами в бой ввязались. Потом подмога подоспела…
— Ага, только что-то проку пока нет. «Синих» никак оттеснить не могут.
— А чего ты хотел? У них за переходом тоже блокпост стоит. Его в лоб штурмовать приходится. Все силы туда бросили. Буденовцев на помощь позвали. Даже заслоны из «театрального» туннеля отвели.
— А вот это зря! Вон сколько швали сразу привалило…
Толпа оттеснила Илью в сторону. В уши назойливо лезли новые голоса:
— …Интересно, а откуда у жукоедов взрывчатка?
— Нашли где-нибудь или сами сделали. Им ведь много не надо. Переход разрушить — это не то, что туннель завалить, Там и так все на соплях держится. В потолке во-о-т такенные трещины. Не знаешь, что ли?
— Да знаю, знаю! Блин, неужели наши тоже не могли взорвать театральный перегон?! Все проблемы сразу бы решились. И с беженцами, и с муранчой этой долбанной.
— Не могли, конечно. Диаспорские всю взрывчатку на ветке скупили. А потом аэропортовским перепродали. Да даже если бы у нас и была взрывчатка — что с того? Мы же не на Аэропорте живем. Это там рвать туннели можно. А здесь Дон рядом, грунтовые воды близко. Разрушишь один туннель — всю линию затопит на хрен! Жукоедам-то хорошо. У них ветка выше нашей. К ним, если что, вода не пойдет…
И этот разговор Илья тоже до конца не дослушал. Очередное движение толпы увлекло его к переходу, откуда звучали выстрелы. Что ж, Оленька и Сергейка советовали ему уходить на синюю ветку. А плохого они советовать не станут. Да и вообще, Илья мечтал сейчас только об одном: свалить поскорее хоть куда- нибудь из этой осточертевшей уже толчеи и давки.
— …На улицах жуть что творится. — Ухо опять выцепило из общего гула голосов чей-то голос. — У меня знакомый в охране на гермоворотах служит. А у них там смотровая щель с бронестеклом есть — кое- что увидеть можно. В общем, он рассказал, что видел…
— И чего?
— Все кишмя кишит. Муранча дома облепила. Порхает из окна в окно. Вся Садовая шевелится как живая. Короче, форменный муравейник твари из города устроили. Копошатся везде. Зелень всю срезали. То ли жрут ее, то ли запасают впрок. Деревья под корень валят, как бобры. Двери в подъездах заваливают. Машины таскают туда-сюда. Мутантов дохлых носят. Трупы людей тоже вроде видели. Правда, в них и людей уже узнать трудно.
— А где муранча людей-то берет?
— Откуда я знаю? Может, сталкеров отловила, которые на станции вернуться не успели. А может, из метро уже добычу выковыривает потихоньку…
Толпа сжимала со всех сторон, толкалась, отдавливала ноги. И заставляла слушать то, чего слушать совсем не хотелось.
— А я вот слышал, муранчу огнем отпугнули, и она уже уходит из метро…
— Ага, ты больше уши развешивай. Ушла бы муранча, театралы, диаспорские и сельмашевцы сюда бы не лезли.
— Но ведь говорят же…
— А мне другое говорили. Будто гермоворота, которые выходят с Буденовской на вокзальную эстакаду, еле-еле держатся. Муранча их вот-вот с корнем выворотит.
— Да не-е, врут, там крепкие ворота.
— А почему тогда здесь столько буденовских?
— М-м-м…
