Половая дихотомия. Культура Малах – черт, природа Малах – отличается тем, что в ней самки сражаются, собирают пищу и думают. Самцы занимаются воспроизведением и, вероятно, больше ничем. Для того чтобы спариваться, мозги не нужны.
Она припомнила, что однажды читала о рыбе, существе, жившем в глубинах морей старой Земли. Их самцы прикреплялись к телу более крупной самки, превращаясь в паразита, постепенно съеживаясь и становясь просто наростом на чужой коже. В данном случае до подобной крайности дело не дошло, но идея была той же. Безусловно, в таком устройстве есть определенная биологическая эффективность, признала Алекси.
– Самцы людей разумны, – сказала она. – Э-э… самцы людей думают. Самки людей думают. Одинаковые.
– Ты… сссамка. Снова то же самое.
– Да, черт возьми! Я самка!
– Сссамки… не… сссдаютсся.
Алекси начала понимать, что часть проблемы была в ограниченном словаре следователя Малах, а часть – в ее неспособности понять систему, отличную от своей. Слово «покоряться», в том смысле, в котором он… нет, она его использовала, могло означать одно из двух…простая капитуляция перед лицом превосходящих сил или выраженное соответствующим жестом ритуальное подчинение и уважение, которое, по-видимому, использовала эта раса. Похоже, они не понимают, как она может быть самкой и при этом сдаться в плен. Это могло стать проблемой.
Медленно, стараясь не делать резких движений, Алекси расстегнула длинную черную кожаную куртку. Под ней был белый облегающий вязаный свитер, обрисовывавший нежные выпуклости ее грудей. Малах бесстрастно смотрели на нее и, казалось, ничего не понимали. Она поморщилась, сдерживая ругательство. Конечно, они не понимают. У этих ящериц нет молочных желез, и они не ассоциируют их с женственностью. Чем же питается их молодежь, подумала она и решила, что вовсе не желает знать ответ на этот вопрос.
И она не знала, как доказать, что она на самом деле женщина. Она подозревала, что Малах пребывают в сомнении насчет того, каков ее пол, а это могло стать опасным. Если они ассоциируют мужественность со слепыми инстинктами, отсутствием разума или даже просто с глупостью, то у нее большие проблемы…
Главная Малах что-то сказала, и допрашивавшая, подойдя к Алекси, потянула длинным когтем верхней руки за рукав ее куртки:
– Ссснять.
– Эй, подождите, черт возьми!
– Ты… ссснять. Показать… сссамка.
Главная прорычала что-то еще, и другая Малах схватила Алекси за руки, удерживая ее, пока первая стягивала с нее одежду.
За все время, пока они проводили грубое, тщательное и бесстыдно полное исследование ее тела, ей удалось ни разу не закричать.
Я серьезно поврежден, хоть и не вышел из строя. Когда я защищал свою позицию в долине реки Кинкэйд, меня ударило в правый борт, посредине и чуть выше правой передней гусеницы, вражеским плазменным бронебойным снарядом с ядерной боеголовкой. Правая передняя юбка была полностью уничтожена, гусеница разбита, и несколько катков приведены в негодность. Что еще хуже, была сильно повреждена система охлаждения термоядерного реактора номер один, что заставило меня целиком его отключить, чтобы избежать неуправляемой реакции. В результате моя энергия упала до 66 процентов, не считая резервных батарей. Самой серьезной проблемой является, вероятно, то, что оружие врага задело мою резервную цистерну с замороженным водородом, уничтожив ее охладительную систему и позволив испариться большей части водородного льда. Это не только топливо для моих реакторов, но и резерв, откуда я беру водородные дробинки, используемые при стрельбе из «Хеллбора». Я нуждаюсь в полевом ремонте, и весьма срочном.
Я пытаюсь вызвать по радио штаб-квартиру.
– Боевая система Боло 96875! – прорывается по тактической связи, прежде чем я успеваю сделать свой доклад. – Говорит штаб-квартира вооруженных сил Мюира! Доложи свое состояние!
Это голос не моего командира, но сигнал снабжен всеми подтверждающими кодами. Я докладываю результаты оценки собственных повреждений.
– Я сдержал врага, – сообщаю я в заключение, задумываясь при этом, не слишком ли сильна в моих словах интонация, которую люди называют гордостью. – Угроза прорыва противника в южном секторе нейтрализована.
– Хорошо, – отвечает мне другой голос, принадлежавший полковнику Вуду, командующему бригадой. – Ты замечательно потрудился. Очень хорошо. Но сейчас есть другая угроза. В твоей зоне не наблюдается сил Молах. Ты их все уничтожил. Но с севера подходят новые, и они направляются прямиком на Кинкэйд. Ты все, что у нас есть, чтобы их остановить!
Я ощущаю тревогу. Что случилось с Боло 96876 и с командиром? Я пытаюсь выйти с ними на связь, но безрезультатно.
– Каково состояние боевой системы Боло 96876? – запрашиваю я штаб.
– Черт, мы знаем об этом ровно столько же, сколько ты! Они вошли в океан почти час назад. С тех пор о них ничего не известно.
Это означает, что, возможно, Боло 96876 не уничтожен. Я немного… успокоен.
– Каковы должны быть мои действия?
– У тебя на карте есть проход Крайтона?
Я расцениваю этот вопрос как риторический. Уменя есть полные карты всей поверхности Мюира. Проход Крайтона – это широкая долина, прорезающая Грампианские горы. На полпути между Кинкэйдом и Симмстауном проход пересекает Шоссе № 1, дорога для наземных средств передвижения.
– Боло? В чем дело?
Я понимаю, что вопрос был вовсе не риторическим. Эти офицеры, что, не осведомлены о возможностях Боло?
– Да. На моих картах есть проход Крайтона.
– Молах направляются на юг, прямо по Шоссе № 1. По нашим оценкам, их силы насчитывают около сотни ходунов, передвигающихся по земле. При их нынешней скорости они выйдут из прохода через три часа.
Я уже нанес положение противника на карту, получив информацию из сети штаб- квартиры.
– Два часа пятьдесят восемь минут пятнадцать секунд, – уточняю я. – Если они не поменяют курс и скорость.
Несколько секунд я изучаю ситуацию; перепроверяя расчеты, я запускаю еще одну серию диагностических тестов своих систем и подсчитываю скорость испарения оставшегося количества водорода.
– Я могу достичь южного выхода из прохода Крайтона через 2,257 часа, – докладываю я. – Вовремя, чтобы успеть перехватить врага. Однако я нуждаюсь в полевом ремонте и заправке моей резервной цистерны с криоводородом.
– Хорошо.
Голос звучит профессионально и решительно, и я рад этому. Сперва я ожидал, что у них
