— Да, ваша светлость, — покорно качнулся магиерский куколь.
— Ты хорошо меня понял? Правильно?
— Да, ваша светлость…
ГЛАВА 31
Альфред молча тронул коня. Подъехал к неподвижному сигнальщику, вокруг которого уже суетились оберландские латники. Скривился, глянув на расколотый от удара о землю рог. Затем перевел взгляд на распростертое тело. Спросил:
— Как он?
— Мертв, ваша светлость, — доложили маркграфу. — Похоже, нож достал до сердца.
— Выходит, пфальцграф оставил на своем пути еще один труп, — проговорил Альфред.
Обернулся. Улыбаясь…
— А, колдун?
— Чем больше трупов, тем лучше, ваша светлость, — не преминул отозваться Лебиус. — Ибо смерть, множимая волей Дипольда, нам лишь на руку.
— Ну что ж, сегодня на совести гейнца будет много смертей… — на губах Чернокнижника заиграла хищная усмешка.
Маркграф направил коня на толпу нидербуржцев. Лебиус следовал чуть позади. От магиера не отставали два стражника с обнаженными мечами. За ними тронулась с места маркграфская свита. Вооруженные всадники брали Альфреда и Лебиуса в плотное полукольцо. Альфред наезжал на людское море шагом, не спеша.
Море отступало…
— Ну что, бюргерское отродье, дождался ли я от вас сегодня помощи?! — зло, но в то же время и весело выкрикнул маркграф.
Альфред не останавливался. Двигался. Вперед и вперед. Сопровождавшие Чернокнижника всадники не останавливались тоже.
Отступать с оцепленной площади было некуда, однако толпа пятилась, спрессовывалась. Это казалось невозможным, но между мордами оберландских коней и передними рядами нидербуржцев расстояние оставалось неизменным. Теснота и давка усиливались. И все же никто не нарушал зловещей тишины.
— Нет, не дождался! — сам же и ответил на свой вопрос Альфред Оберландский. — Вы не указали мне на Дипольда, покуда была такая возможность. Но это еще полбеды. Это я еще могу простить. Настоящая беда в другом. Для вас — бо-о-ольшая беда.
Конь Чернокнижника продолжал неторопливо переставлять ноги. Огромный боевой жеребец надвигался на пешую толпу. Прагсбургский магиер и оберландские всадники следовали рядом.
— Его светлость гейнский пфальцграф Дипольд Славный изволил зарезать моего человека и бежать с площади, прекрасно сознавая, что тем самым всех вас обрекает на гибель. Разве я не предупреждал его? Разве не давал слово за подобную глупость с его стороны учинить расправу над вами?
Долгая выразительная пауза в грозной речи маркграфа…
Молчание на площади. Покорное согласие. СТРАХ…
— И теперь вам же я задаю вопрос: может ли благородный рыцарь нарушить свое слово?
Альфред наконец натянул поводья, останавливая коня.
Встала и свита.
— Может, я спрашиваю?!
Стиснутая големами, оберландскими копейщиками и вооруженными всадниками толпа безмолвно колыхалась, будто единый организм, содрогающийся от ужаса.
— Нет, не может, — снова сам себе ответствовал Чернокнижник. Ответствовал громко и четко, — никак не может. Если давший слово человек, конечно, по-настоящему благороден. А кто-нибудь из присутствующих здесь сомневается в моем благородстве?
Толпа замерла.
Альфред повернулся к Лебиусу, поинтересовался — на этот раз тихо, почти неслышно:
— Тебе нужны еще люди, колдун? Живые люди, я имею в виду?.. Целые?..
Лебиус отозвался столь же негромко:
— У меня достаточно людей, ваша светлость. Живых и целых — пока достаточно. Ну, а эти… — прорези на магиерском капюшоне обратились на забитое народом торжище. — В мастераториях этих все равно пришлось бы рвать и резать на куски. К тому же сейчас для нас важна не их жизнь и не их смерть как таковые, а виновник их смерти. И в первую очередь та степень вины, что лежит на Дипольде.
Альфред вновь глянул на притихших горожан. Вздохнул — с неискренней печалью и глумливым сожалением:
— Что ж, господа бюргеры, почтенные и не очень, возблагодарите за все Дипольда Гейнского по прозвищу Славный. Если успеете — возблагодарите.
И — уже иным голосом — зычным, громогласным, как и подобает военачальнику, отдающему приказ:
— Големы, вперед!
Стальные великаны вступали в людское море со всех сторон одновременно.
— Бей! Руби! Круши! Ломай! Рви! — повелел Альфред Оберландский.
И, повернувшись к Лебиусу, заметил:
— Так будет проще и быстрее. Ну, а чистить големов от крови и смазывать механику — твоя забота, колдун.
— Сделаю все в лучшем виде, ваша светлость, — заверил магиер. — У меня теперь достаточно толковых помощников. Нидербургские мастера — лучшие во всем Остланде. А уж если их еще немножко улучшить…
Лебиус спрятал улыбку в тени куколя.
— Да, колдун, не забудь и про того голема, который первым перебирался через крепостной ров, — напомнил маркграф. — У него, должно быть, тоже внутри все хлюпает. Может поржаветь, бедняга.
На этот раз Лебиус ответил кивком. Разговаривать было уже невозможно. Слишком шумно было на рыночной площади Нидербурга.
Над множеством голов с выпученными глазами и разинутыми в едином вопле ртами поднимались и опускались чудовищные мечи, секиры, булавы и просто стальные руки с растопыренными пальцами- крючьями. Лязг и звон металла тонули в криках боли и ужаса.
Обезумевшая человеческая масса попыталась было выплеснуться из берегов, очерченных границами торжища, но вездесущие оберландские всадники и пешие копейщики разили людей и загоняли обратно — туда, где собирала свою кровавую жатву бесстрастная механическая смерть.
Крики нидербуржцев настигли Дипольда Славного уже у главных городских ворот. Ударили в спину, подхлестнули коня.
— Пр-р-равильно! Все пр-р-равильно, — прорычал пфальцграф сквозь зубы.
Нет, он не испытывал сейчас ни жалости, ни сострадания к гибнущим на рыночной площади людям. Всего его, все его нутро, всю душу или то, что было вложено вместо нее, наполняло и распирало нечто иное. Хорошо знакомое уже. Но еще не понятое, не осознанное до конца.
Дипольду повезло. Улица, ведущая к воротам, была свободна. Как и прочие улицы, по которым он пронесся в бешеном галопе. Ни одного оберландца, ни одного голема на пути.
И — ни одной стрелы, ни одной пули, пущенной вдогонку.
И ворота — открыты. Так открыты секирами и булавами стальных монстров, что захочешь — не закроешь.
А за воротами косо лежит сорванный с цепей подъемный мост.
