Отошли в сторону Сагаадай и Золтан – молчаливые свидетели препирательства Всеволода с тевтонским старцем-воеводой. Мрачные, подавленные отошли. Им тоже было понятно…
Знакомое позвякивание донеслось вдруг откуда-то сверху. Всеволод поднял голову. Так и есть! На стене, возле надвратной башни сидел Раду. Молодой шекелис уже распаковал свою цимбалу и теперь проверял, настраивал инструмент.
Проверил. Настроил.
И…
Маленькие молоточки с кожаными колотушками на концах прошлись, пробежались по натянутым струнам диковинных угорских гуслей. Звонкий протяжный звук обратился печальной переливчатой мелодией.
Музыка крепла, лилась со стены все громче, увереннее. Раду не смотрел на струны. Привычные руки выстукивали мелодичный ритм сами. Взгляд же музыканта был обращен сейчас куда-то за бойницы и зубцы заборал. Вдаль, к горизонту, в кровавый багрянец заката над Мертвым озером.
Потом Раду затянул песню. Под стать тягостным мыслям. Долгую слезливую, томящую, тоскливую. Незнакомую мадьярскую песнь.
Это был необъяснимый внутренний порыв, пришедшийся к месту, кстати. Ни играть, ни петь Раду никто не просил. Сам заиграл, сам запел. По своему желанию. Для себя. Но слушали его все. Юный угр в словах и музыке выплескивал переполнявшие душу чувства и самою душу. И выплеснутое, и пропетое немедленно находило отклик в сокровенных струнах чужих душ.
Даже Бернгард, прервав разговор, заслушался.
Всеволод слушал тоже. И с сожалением вспоминал, как там, на Брец-перевале, на заставе Золтана, цимбалист вдруг оборвал льющуюся из-под струн и из собственных уст тоску-печаль резким переходом к безудержному веселью, к плясовой. Но здесь, сейчас, в этом замке, на исходе умирающего дня, радость казалась такой неуместной. И что-то подсказывало Всеволоду: веселых песен ему сегодня не услышать. Ни сегодня, и быть может, никогда уже. Вряд ли отныне у них вообще будет время и повод для задорных песен и лихих плясок.
Он не ошибся. После первой зазвучала вторая… Еще более грустная, надсадная, щемящая песнь полилась над угрюмой громадой Закатной Сторожи.
Глава 14
– Достойно ли вас принял, брат Томас? – неожиданно спросил мастер Бернгард. – Подобающим ли образом разместили?
– Да, благодарю, магистр, все хорошо, – рассеянно ответил Всеволод.
– Действительно ли, все? – Бернгард смотрел на него, не мигая, и взгляд этот Всеволоду очень не нравился. – Брат Томас говорит, вы пожелали разделить свою комнату с оруженосцем. К чему излишние неудобства? В замке достаточно места, чтобы…
– Я очень признателен за гостеприимство и заботу, но такова была моя просьба, – объяснил Всеволод. – Просто я… Я предпочитаю… В общем, моему оруженосцу надлежит всегда находиться при мне.
Колючие льдистые глаза тевтонского старца-воеводы, казалось, видят его насквозь. Но отчего-то говорить об Эржебетт сейчас… именно сейчас Всеволоду не хотелось. Потом… когда-нибудь… при более удобном случае… когда магистр будет в духе… завтра… еще лучше – послезавтра… Но не перед ночным же штурмом.
– Всегда, значит? – тевтон все не отводил своего пронизывающего взгляда. – Почему же нынче вы здесь, а его при вас нет?
– Он… он… – Всеволод судорожно пытался измыслить правдоподобное объяснение.
И на кой ляд этому немцу сдался его оруженосец! Нешто, подозревает о чем-то?
– Могу ли я на него взглянуть? – спросил Бернгард.
– Право, не стоит беспокоиться, – пробормотал Всеволод.
– Он ранен? Не здоров?
– Он…
Что ответить? Как ответить?
Ответить Всеволоду не дали.
– А может быть, все-таки это не он? – Глаза тевтона по-прежнему смотрели испытующе, не мигая, смотрели. Ну, точно – глаза змеи! – Может, это она?
Проклятье! Конрад! Мерзавец! Доложил… И когда только успел?!
– Не удивляйся, русич, – сухо сказал магистр, – у брата Томаса цепкий глаз и острый ум. А женщин в этом замке не было уже давненько. Так что девицу, пусть даже переодетую в мужское платье и доспех, мой кастелян распознает сразу.
Ага… Выходит, не Конрад выдал… Выходит, Томас. Сам… То-то он с самого начала так зыркал на Эржебетт.
– Лицо, фигура, походка, повадки – все это под внешним нарядом скрыть трудно, – продолжал Бернгард. – К тому же твой м-м-м… оруженосец показался брату Томасу похожим на… В общем, на одного человека. На старого нашего знакомого. Знакомую, точнее…
Ну, это уже полный бред! Или повод, который Бернгард измыслил специально, чтобы увидеть Эржебетт. Только зачем?
– Мало ли что могло привидеться брату Томасу, – сердито буркнул Всеволод.
– И все же, русич… Кто твой таинственный оруженосец? Он или она?
