слово. Глаз цеплялся лишь за необъятное озеро овальной формы, поблескивавшее в самом центре плато.
– Мертвое озеро, – коротко бросил Конрад.
Озерная гладь холодно, подобно обледенелым пикам вокруг, отражала солнечные лучи. И вода эта, судя по отсутствию всякой растительности у берегов, действительно, не давала жизни и не питала корни. А о том, что таилось в темных прохладных глубинах, не хотелось даже думать.
Всеволод вновь перевел взгляд на орденскую крепость, поставленную в угорских землях. Замок возвышался аккурат на выходе из горловины. Тевтонская цитадель венчала собой скалистую гору с плоской от природы или стесанной начисто трудами человека верхушкой. Тупой выступ этот, подобно стершемуся гигантскому зубу, торчал весьма удачно, и крепость на его вершине могла успешно прикрывать путь в озерный дол. И обратный путь – тоже.
Всеволод, привстав на стременах, оглянулся назад.
Вообще-то в этих местах располагался не один только замок. В дороге им попадались многочисленные предместья и деревеньки. Но в пустующих селениях и на заброшенных клочках отвоеванной у леса и некогда любовно возделываемой земли вооруженному отряду не встречался пока ни один человек. Да что там человек! В окрестных лесах не было слышно птиц и отсутствовали звериные следы.
Никаких признаков жизни! Нигде в округе! Только над стенами орденской Сторожи поднимается – во-о- он там – слабый дымок. Да под стенами можно различить едва заметное копошение. Значит, вся жизнь нынче сосредоточена в крепости. Что ж, по крайней мере, Серебряные Врата еще не пали под натиском нечисти. Уже неплохо.
Подъехали ближе. Рассмотрели больше.
Слева, почти к самому замку подступал отвесный обрыв. Скалу – будто ножом срезали. А на дне пропасти темнеет странная бесформенная куча. Даже не куча – этакая гора. Под горой. Она была не просто велика – гигантской она была. Похоже, из цитадели что-то сбрасывали вниз и притом в огромных количествах. Но вот что?
Еще внизу, в стороне… далеко в стороне… Ага… А вот это, видимо, кладбище. Точно… И на погосте том – свежие могилки. Ну да, несколько штук, совсем свежих, недавно вырытых. Кто в них? Тевтоны, павшие в боях с нечистью? Наверное. Кому ж еще там быть-то?
С правой стороны, где склон замковой горы был достаточно пологим, вверх, к крепости, змейкой вьется дорога. По такой можно быстро загнать за стены и скот, и тележный обоз. И укрыться от внезапного нападения. И самим обрушиться сверху в неожиданной вылазке – тоже можно.
Но вот что сразу бросается в глаза – цитадель-то защищена не от людей. Не только от людей. Или нет, не так… Не от людей в первую очередь. О чем свидетельствуют колья и рогатки выставленные уже у самого подножия замковой горы и густо щетинившиеся дальше – по всей возвышенности.
Всеволод специально свернул с дороги – проверить. Так и есть: заостренные бревна, палки, жерди и сучковатые ветки – все из осины. О предназначении первой линии обороны гадать не приходится. Разбить, расчленить, развалить сплошной вал атакующих, запутать, отвести, отклонить от самых удобных подступов, задержать, приостановить штурм хоть ненадолго – в этом ее главная задача.
Люди вообще-то редко идут на штурм хорошо укрепленной крепости вот так, стеной. Люди обычно выбирают легкие пути и уязвимые участки. А нечисть… Всеволод вспомнил оборону крепостных ворот Сибиу. Нечисть – идет. Стеной. Сплошной.
Ехали дальше. Поднимались по замковой горе выше.
Всеволод обратил внимание на частые пятна копоти и сажи. За обочинами – на камнях, в проходах меж защитными рогатками. И прямо под ногами – на дороге. Костры тут жгли, что ли?
Разномастные преграды, сбитые, связанные, сложенные и сплетенные из осины-древа вперемежку с копотными пятнами тянулись до следующего укрепленного рубежа – до тына из осиновых же кольев.
Частокол – не маленький. Высотой – этак в полтора-два человеческих роста, а кое-где и поболее будет. Толстые заостренные бревна врыты глубоко в землю, привалены камнем и торчат под небольшим уклоном, нависая над головой. Колья – исцарапаны, искромсаны и будто насквозь пропитаны отвратительнейшим смрадом.
Знакомый запах. Так воняет дохлая нечисть. И упыриная кровь.
Крепкие ворота тына (опять-таки – грубо струганная осина с многочисленными дощатыми заплатами) под двускатной крышей – перекошены, выщерблены, приоткрыты. Будто вдавлены внутрь. Неподалеку от ворот зияет широкий пролом. Здесь и вовсе бревна выворочены, раздвинуты и переломаны, будто тонкие сухие хворостинки.
Угрюмые тевтонские кнехты с осунувшимися лицами и красными от недосыпа глазами – всего человек пять в легких посеребренных кольчужных рубашках и черных одеждах – латали брешь. Правили старые, а где уж нечего править – ставили новые колья. Еще один кнехт с большим холщовым мешком бродил неподалеку, высматривая что-то под ногами.
Вот нашел. Остановился. Нагнулся. Подобрал. Палка? Короткая, обломанная. Что-то блести г на конце. Свою находку кнехт сунул в мешок. Пошел дальше. «Стрелы ищет, – догадался Всеволод. – Те, что прежде собрать не успели».
Орденские кнехты их не окликали, не останавливали. Глянули исподлобья, узнали Конрада, поклонились издали да продолжили работу. Каждый занимался своим делом, к которому был приставлен. И каждый торопился закончить его поскорее. И ничем другим саксы-работники не интересовались. Будто и не приближался к замку чужой отряд из более чем сотни вооруженных всадников. Хотя что такое сотня с небольшим пришлых воинов для обитателей неприступной твердыни, привыкших иметь дело кое с чем посерьезнее.
Всеволод все же повернул коня к молчаливым тевтонским служкам. Поговорить. Расспросить.
Не вышло. Конрад остановил:
– Не нужно их отвлекать, русич. Они исполняют неотложную службу, и служба эта важнее пустопорожних разговоров. Чем больше они успеют сделать днем, тем легче всем нам будет ночью, когда нахтцереры пойдут на штурм.
