Татары вокруг озадаченно переглядывались. Юлдус внимательно смотрел на полонянина. Рука степного воина поглаживала сабельный эфес, Бурцев начинал нервничать. Ну же! Ну! Сейчас главное — сунуть под нос ксиву, иначе дело — дрянь.
— Немецкие грамоты тебя здесь не уберегут, — честно предупредил кочевник в стальном шлеме.
— Моя грамота дана не немцами.
Тратить время на дальнейшие разговоры заинтригованный татарин не стал. Вытащил из сапога нож, полоснул по кушаку Бурцева…
— Ух, ты! Золото! Красивенькое! — даже измазанная в болотной грязи и связанная с головы до ног Ядвига оставалась женщиной — любопытной и жадной до блестящих побрякушек.
Добжинец тоже не сдержался.
— Что ж ты нам-то ничего не сказывал о своем богатстве, а, Вацлав? — В голосе рыцаря-разбойника слышался упрек и детская обида. — Нехорошо это, не по-товарищески — тайком носить золото в поясе. Или хранил его до последнего, а теперь надеешься выкупить у идолопоклонников свою жалкую жизнь?
— Умолкни, Освальд, — грубо оборвал поляка Бурцев. — Это не простое золото. Оно может сейчас спасти всех нас, если ты не станешь мне мешать.
Освальд обиженно хмыкнул. Отвернулся.
— Золотая пайзца?!
Кочевник в шлеме побледнел. Его архаровцы тоже притихли. В благоговейном почтении татары разглядывали блестящую пластину с ладонь величиной. На первый взгляд ничего примечательного: плоский овальный слиток с дыркой и утолщенными краями. Выгравированный на благородном металле сокол в полете, орнамент и письмена — тоже не шедевр ювелирного искусства. Однако эта грубая работа по золоту ввергла бесстрашных воинов Степи в состояние ступора.
— Откуда она у тебя? — хрипло выдавил предводитель кочевников.
— От непобедимого Кхайду-хана, внука великого Темучина. Слыхал про такого?
— Ты посланник хана Кхайду?
Узкие глаза азиатов становились все шире.
— Я его друг. А люди, которые сопровождают меня, — мои друзья. Так что делайте выводы…
Выводы татары сделали быстро.
— Их нельзя убивать, Кербет, — твердо заявил Юлдус. — У них золотая пайзца хана Кхайду — того самого, что разбил польские и тевтонские отряды в Силезском улусе.
Кербет нахмурился:
— Они могли просто захватить это золото у какого-нибудь ханского военачальника, а теперь морочат нам голову.
— Золотую пайзцу захватить непросто. Двум воинам, старику и женщине такое не под силу…
Татарин говорил убежденно и спокойно. Он не хотел конфликта, но, судя по медленно выползавшей из кривых ножен полоске обнаженной стали, готов был драться в случае необходимости. Взялись за сабли и другие кочевники.
— Да, возможно, эти люди лгут, и тогда смерть их будет страшна. Но до тех пор, пока я не узнаю этого наверняка, все четверо находятся под защитой духа великого хана Темучина. Тот, кто причинит им вред, должен умереть. Не пытайся их убить, Кербет.
— Ты… Смеешь… Мне… Угрожать?
Кавказец вспыхнул. Его ладонь тоже легла на сабельный эфес. Свое оружие он не тянул медленно и демонстративно — вырвал сразу. Рука Кербета дрожала от ярости. Дрожь передавалась на металл. Бурцев отметил, что клинок у горца особый — увенчан граненым штыкообразным острием, вроде мизерикордии фон Берберга. Таким оружием, наверное, удобно не только рубить с оттягом, но и колоть, разрывая кольчужные звенья.
— Я не хочу с тобой ссориться, иптэш, — миролюбиво улыбнулся татарин.
Кербет молчал. Но дышал тяжело и саблю не прятал. Кербет был зол и другом-иптэшем Юлдуса сейчас явно не считал.
— Ребята, уймитесь, — вмешался Бурцев. Теперь он заговорил по-русски. — А то перебьете друг друга, а нас и развязать будет некому. Кто, вообще, у вас тут главный?
И Кербет, и Юлдус в изумлении повернули головы к дерзкому пленнику-полиглоту…
— Главным воеводой у нас поставлен Домаш Твердиславич, — растерянно пробормотал татарин.
Мягкий стук копыт о снег окончательно разрядил обстановку: в деревню въезжали новые всадники. К поцапавшимся иноземцам спешил воин в богатом облачении.
— Эй, а ну, прекратить грызню! Кербет! Юлдус!
Грузный наездник в летах вклинил коня между ними. Тяжелый прямой меч на боку, круглый червленый щит на спине, в руке — длинное копье. От блеска начищенного зерцала и позолоченного куполообразного шлема с козырьком и защитной стрелкой-наносником резало глаз. Алый плащ, закрепленный на плече золотой застежкой, трепыхался под щитом. Серебром отливала конская сбруя. Белела курчавая борода всадника — и вовсе не потому, что заиндевела от дыхания: слишком много в той бороде было седых волос. Немолодой уже вояка… Строгие глаза под густыми бровями смотрели внимательно, испытующе.
— Сталь в ножны! — пробасил незнакомец. — Живо!
Татарин ничуть не возражал против такого исхода. Горец исполнил приказ неохотно.
— Рассказывай ты! — обратился пожилой воин к Юлдусу. — О чем тут спор у вас с Кербетом?
Выслушал, крякнул досадливо, позвал:
— Вейко, ко мне!
Лыжник подбежал.
— Говори, кого в засаду привел?
— Орденских людей, как ты и просил, воевода. Лазутчики это, должно быть. Во всех селениях выспрашивали дорогу в новогородские земли. Немецкий знают. Хотят скрытно и быстро пройти к Пскову. Говорят, из Польши идут и мыслят примкнуть к Александру Ярославичу. А вот зачем — толком объяснить не могут. Про девку какую-то брешут княжеского рода, да про воинов из другого мира сказки рассказывают. Пляттослоффци, в общем.
«Пляттослоффци»… Блядословцы то есть… лжецы… Странно было слышать это забористое, непривычное прибалту и потому смешно исковерканное чудинским акцентом древнерусское словечко в устах эста. Странно и обидно. Снова дернулся, запыхтел в веревках оскорбленный Освальд. На рыцаря Домаш Твердиславич даже не взглянул. Эст-чудин — тоже.
— А откуда у лазутчиков знак татарского хана?
— То мне не ведомо, воевода. Знака этого я прежде не видел, потому и не выспрашивал о нем.
Домаш задумался, потом обратился к Юлдусу:
— Значит, так: развязать всех, но глаз с полонян не спускать. Ежели начнут бузить — зарубить, а пока спокойны — пусть живут. Коли других не добудем, повезем князю Александру этих.
Глава 10
Воевода отъехал к дружинникам. Юлдус остался. К нему и обратился Бурцев, когда тугие путы наконец спали с рук и ног.
— Слышь, иптэш, вы вообще кто такие?
Татарин усмехнулся.
— Разгон новгородского князя Искандера, — гордо ответил он. — Ведет нас брат посадника воевода Домаш, а посланы мы вперед, чтоб вызнать силы ливонцев да привезти князю полонян.
— Хм, а Вейко?..
— Вейко у нас за проводника. Указывает путь через леса и торфяники, подсказывает, где засады устраивать, по весям окрестным под видом охотника бегает — узнает что да как. Сам-то он из этих мест родом.
— Значит, наврал нам парень, что семью его крестоносцы вырезали?
— Почему наврал? Про род свой — правду сказал. Немцы всех до единого перебили, а паренек на русский берег подался. Домаш его к себе в отроки взял.
— Ну, а вас-то самих какая нелегкая занесла сюда из родных степей?
— Нелегкая? — Юлдус нахмурился. — Вообще-то, союзники мы. Русичи помогали нам в походах на
