Раз. Другой…
Мать твою наперекосяк!
Третий…
Ну не сейчас! Только не сейчас!
Бестолковый щелк, щелк…
Искра. Искра.
Огонек!
Наконец!
В руке пыхнул маленький яркий язычок. Перескочил на порох. Пламя шустро побежало по черной рассыпчатой дорожке.
Бурцев покатился в окоп – к Гавриле и Хабибулле. Скомандовал шепотом:
– Лежать. Заткнуть уши.
И показал пример.
На тракте застрекотал пулемет.
Глава 59
Из немецкого бронетранспортера били не по замаскированной бомбарде, не по тягачу с ядрами и не по прицепу. Зоркий фриц целил туда, где уловил подозрительное движение. Где вдруг шевельнулась листва. И пока искристый огонек бежал к затравочному отверстию, пули свистели над окопом.
Пулеметчик, правда, успел выпустить не очень длинную очередь.
Бурцев прикрыл ладонями уши. Подумал: «Только бы „Греточку” не разорвало от избытка пламенных чувств!»
А грохот был такой, будто разорвало. И бомбарду разорвало. И саму землю раскололо.
Содрогнулся весь окоп. Весь лес содрогнулся.
Бух-бух-бух! – беззвучно билось сердце.
– Мля! Мля! Мля! – беззвучно шептали губы.
Сыпались земляные комья. Падали ветки, щепка, труха и дерн.
Секунду, а то и целых две лежали в окопе оглушенные, контуженные люди. И Бурцев не видел, не мог видеть, как все было на самом деле.
Как разлетелся зеленый холм маскировки. Как лопнули тросы, удерживавшие орудие, и чудовищной отдачей отбросило прицеп-упор, стоявший позади бомбарды. Как смяло и опрокинуло тягач, а тяжелые каменные ядра покатились из кузова в разные стороны, ломая кусты и молоденькие деревца.
Как «Бешеная Грета», дернувшись всем телом, выплюнула отесанную глыбу – вместе с густыми черными клубами, снопом искр, догорающим порохом, расколотым пыжом и тлеющей мешковиной.
Как, словно в жутком кегельбане, этот дымный шар разметал зеленую стену, стряхнул листья с гибких ветвей, понесся, не касаясь земли, по тракту.
И как падали, как разлетались люди-кегли.
Первыми на пути ядра оказались мотоциклисты.
Смело. Размазало. Смешало хрупкую человеческую плоть и тонкий металл. Солдат и «Цундаппы».
Потом – двое всадников: орденский брат с арбалетчиком. Обоих снесло, словно ураганом. Вместе с лошадьми. Отшвырнуло прочь, к обочине. Смяв, расплющив доспехи и то, что под ними.
И лишь затем сокрушительный удар обрушился на бронетранспортер.
Массивное ядро долбануло промеж фар. И по капоту. И по кабине. Броня промялась, вдавилась… Движок – разворотило. Кабину – сплющило. Распахнулись сорванные под чудовищным давлением люки. Разошлись сварные швы бронелистов.
Брызнувшие во все стороны куски колотого камня – большие, маленькие и совсем уж мелкая сыпь – разили подобно осколкам взорвавшейся бомбы.
Осколки снесли защитные стальные щитки впереди, и деревянные щиты вдоль бортов, и пулемет, и торчавшую за ним голову пулеметчика. И всех, кто сидел в кузове. Или почти всех.
Осколки достали, накрыли и изодрали в клочья экипаж арьергардного «Цундаппа» вместе с мотоциклом. Осколки разбросали, размазали по обочинам почти весь конный отряд сопровождения. И тевтонских рыцарей, и оруженосцев, и стрелков. Каменные осколки срезали, срубили, свалили, словно сухой тростник, несколько молодых деревьев…
Восьмитонный бронетранспортер от удара полутонного ядра сначала клюнул носом землю, потом – подпрыгнул как мячик, дернулся назад, задрал развороченный передок, едва не встал на попа.
И – тяжело рухнул на бок. Давя людей и коней.
Уцелевшие лошади шарахнулись прочь, сбрасывая всадников. Уцелевшие люди орали и бежали тоже. К обочине, к лесу. А из спасительного леса – с двух сторон – стрелы. Навстречу. Короткие, меткие, безжалостные. Из засады били арбалетчики.
Когда Бурцев поднял, наконец, голову, его взору предстала жутковатая картина. Опрокинутый бронетранспортер со смятым в гармошку передком и расколотой кабиной. Оба колеса – сорваны с передней
