– Погоди-погоди, ты что, жену на разведку посылаешь? – вдруг сообразил Бурцев.
– Посылаю, – спокойно ответил Телль. – А что делать, если из всех нас лишь Берта может пройти там, где остальным путь заказан. Ее уродство не бросается в глаза столь явно.
Собеседник Бурцева снял, наконец, шлем. Отстегнул ремешок под подбородком и… М-да, лучше бы он этого не делал. Ну, не так сразу, по крайней мере.
Вскрикнула и отвернулась Аделаида. Бурцеву тоже стоило немалых усилий не отводить взгляда. Все- таки смотреть на подобных представителей рода человеческого… Не то чтобы противно – трудно. Неприятно. И оттого не хочется вовсе. Люди в таких случаях инстинктивно прячут глаза и воротят носы. Ох, и жутковатым же типом был этот Телль. По сравнению со своим предводителем остальные лесные стрелки казались теперь довольно милыми созданиями.
Лицо, прятавшееся под шлемом и подбородником, перекошено, словно от непрекращающейся зубной боли. Сами зубы, большие и неровные, выступали изо рта. Натянутые на них губы изогнуты в вечной улыбке. Печальной и страшной одновременно. Да, с таким речевым аппаратом трудно сохранить безупречную дикцию. Отсюда, наверное, и сипение, сопровождавшее каждое слово инвалида-арбалетчика.
И ведь это еще не все. Лицевые кости справа вмяты внутрь. Не понять даже – то ли врожденный дефект это, то ли последствие тяжелого ранения. Удара булавой, например. Нет, пожалуй, это все-таки врожденное, потому как после таких ударов булавой люди попросту не выживают.
А на голове – на самом темечке – здоровенный, с кулак Гаврилы Алексича, затверделый нарост. Словно плоть и кость, вбитые, вдавленные в череп справа, выпятились наружу сверху… Что ж, теперь понятно, зачем несчастный калека носит такой высоченный шлемак. А чтоб шишка помещалась.
Шишка была голая, без единого волоска и оттого особенно сильно выделялась на фоне пышной шевелюры рано седеющего брюнета. А может, и не рано. Возраст по изуродованному лицу определить трудно. На шишке виднелся старый шрам – небольшой, неглубокий, но отчетливо различимый на бледной коже, обтягивавшей чудовищный нарост.
Ох-хо-хо… Вот о каких говорят «как бог черепаху»… Вообще удивительно, что миловидная на личико Берта, уродство которой под платьем вовсе и не заметно, выбрала в супруги этакого Квазимодо. Явно не за внешность полюбила. Бурцев сглотнул. Что ж, будем считать – перед нами достойный человек с прекрасным внутренним миром. Повезло, будем считать…
– Не нужно скрывать своих чувств, – оскал на искореженном лице мало напоминал улыбку. – Я давно привык, что при первом знакомстве со мной люди шарахаются прочь.
Судя по голосу – сиплому, спокойному и немного насмешливому, действительно привык. Воспринимает это как должное, естественное, само собой разумеющееся, не обижается. Ладно, уже лучше…
– Да и не только от меня шарахаются.
Кивок назад. Туда, где стояли стрелки, напугавшие Агделайду Краковскую.
– Поэтому если у тебя, Вацлав из рода Бурцев, есть сомнения в целесообразности нашего союза, мы можем разойтись мирно, забыть друг о друге и дальше вести свою борьбу порознь.
– Ты предлагаешь союз? – заинтересовался Бурцев.
Союзники им сейчас нужны. А уж какие физиономии будут у тех союзников – дело десятое. Для устрашения врага – так вполне сгодятся и эти.
– Да, предлагаю. Тебе известны секреты тевтонских колдунов, носящих знак поломанного креста. Ты смог воспользоваться их бесконной колесницей, тебе подвластна зачарованная бомбарда. Но у тебя мало людей. У меня их больше. Почти все великолепно владеют арбалетами. И они храбры. С ними можно устраивать засады и с ними можно идти в любую атаку.
Ага… особенно в психическую. С такими рожами и стрелы не понадобятся. Без арбалетов мутанты врага в бегство обратят. А уж если меткость лесной братвы столь же убийственна, как и внешний вид…
– Ты, наверное, тоже неплохо стреляешь? – в раздумьях спросил Бурцев.
– Телль и арбалет – неразделимы, – прозвучал гордый ответ.
Стоп! Телль и арбалет?
В голове, наконец, что-то замкнуло. Сработал контактик. Вот оно откуда… Телль… Бурцев вспомнил. Сопоставил… Нет, не может быть! Тот самый знаменитый Телль вроде бы должен был жить раньше. Веке в четырнадцатом, наверное. Хотя кто его знает… Точно – никто.
– Тебя, случаем, не Вильгельмом кличут? – спросил Бурцев.
– А что? – подобрался арбалетчик.
– Не ты ли, случайно, попал стрелой в яблоко на голове сына?
Телль помрачнел:
– Случайно не я. И зовут меня Вальтер.
Ошибся. Бурцев кивнул. Бывает… Мало ли в Швейцарии Теллей.
– Я – тот самый сын, в яблоко на голове которого стреляли… стрелял… отец.
– Что?! – А теперь глаза у Бурцева полезли на лоб.
– Вот, – швейцарец ткнул пальцем в безобразный нарост на темени, – то самое яблоко.
Вообще-то, по форме голая шишка, в самом деле, отдаленно напоминала яблоко. Отдаленно, но напоминало. Большое такое, крупное… Спелое.
– А это, – Телль тронул шрам на «яблоке», – след отцовской стрелы. Мое яблоко, как мое проклятие, – всегда со мной. И этот след – тоже. Он не дает забыть… Ничего. Ни о чем. Никогда.
Глава 33
