55
Из числа этих скопцов, лично знавших Шилова, в сороковых годах были еще живы в Петербурге купец Агеев и бывший купец, а потом мещанин, Савельев. Последний был одарен большим умом и удивительною по его летам памятью. Он рассказал, между прочим, о смерти императора Ивана Антоновича, содержавшегося в том самом каземате, в котором впоследствии сидел Савельев, и слышал об обстоятельствах его смерти от сторожей. Савельев, Агеев и другие рассказывали, что в числе посаженных с ними в Шлиссельбургскую крепость был и московский купец Федор Евсеевич Колесников. Они говорили, что этот Колесников пользовался милостью императрицы Екатерины II, что она употребляла его по разным делам и прозвала в шутку «масоном», название, которое, из подражания государыне, и все давали в то время скопцам. Будучи послан Екатериною по каким-то делам в Сибирь, Колесников, возвратясь, нашел на престоле уже Павла Петровича, также знавшего его и осыпавшего милостями, когда был великим князем. Приняв бумаги от Колесникова и полный отчет по поручению, данному Екатериной, император Павел будто бы рассердился на него за то, что тот явился к нему в сибирской одежде, и как в то самое время отправляли Шилова и шестерых петербургских скопцов в Шлиссельбург, то он велел отправить с ними и его, но через два года возвратил, и тогда как сам, так и императрица Мария Федоровна снова осыпали будто бы Колесникова своими милостями.
56
Савельев утверждал, что Александр Иванович был первый, которого разрешено было вывезти для погребения из крепости, но что обыкновенно умиравших до него шлиссельбургских арестантов хоронили на том же месте, где они содержались, что даже император Иван Антонович так же был похоронен. К этому Савельев присовокуплял, что император Александр Павлович по вступлении на престол два раза приезжал в Шлиссельбург и приказывал отыскать тело Ивана Антоновича. Поэтому перерыли все под мусором и другим хламом, но ничего не нашли.
57
В 1806 году коллежский советник Александр Сухово-Кобылин представил при объявлении в московскую полицию крестьянина своего, Ярославской губернии, Романовского уезда, деревни Грязновки, Сергея Михайловича Салтыкова, назначенного им за дурное поведение к отдаче в военную службу. Салтыков оказался оскопленным. Ему было тогда 27 лет, он был женат, имел сына и дочь. Он рассказал московскому военному губернатору Беклешову следующее. «По торговле познакомился он в Москве с купцом Федором Евсеевым Масоном. Приехав в 1803 году из Петербурга с пушным товаром от своего хозяина, петербургского купца Григория Алексеева, Салтыков был у Масона, и этот стал уговаривать его «убелиться». На вопросы Салтыкова, что значит «убелиться», Масон, обещая изъяснить это, пригласил его к себе в дом. Это было около Успеньева дня (15 августа) 1803 года. Масон всегда произносил духовные слова, говоря Салтыкову: «надобно уподобиться ангелам бесплотным и для того умертвить свою плоть и очистить чувствия». Поэтому я и обольстился, рассказывал Салтыков, тем более, что прежде от родителей был всегда водим в набожности. Поэтому я с охотою пошел к Масону. Масон, когда пришел к нему Салтыков, как человека заезжего, уговаривал его остаться у него ночевать. Салтыков согласился. Весь вечер хозяин уговаривал своего гостя убелиться, говорил много из священного писания и, по словам Салтыкова, «пророчествовал неудобопонятное, что меня весьма смущало». После того они пили кофе и ужинали. В самую полночь, продолжал Салтыков, Масон повел меня в так называемую моленную, которая у него под полом в земле и в которой дневного света не бывает. Тут было в собрании мужчин и женщин человек до пятидесяти, все в длинных белых рубашках. Масон совершил обряд своего служения, вертясь один по середине комнаты до усталости, между тем как другие сидели вокруг на стульях, ударяя в то же время ногами по полу, а руками по коленям, «в означение первым пребывания Христа вездесущего, а прочих окружающих его топанием и плесканьем летания ангелов и святого духа вокруг него. Причем он, упоясь якобы святым духом, паки пророчествовал». После того женщины и некоторые мужчины вышли из моленной, осталось в ней восемь человек. Масон стал повторять Салтыкову, что ему надо убелиться, а Салтыков опять спрашивал: что это значит? Масон сказал: «теперь-то и настало время узнать» и велел ему раздеться. Салтыков едва успел спросить: для чего? — как его схватили, один схватил его сзади, другой завязал платком глаза, а рот зажал подушкой. Тут его и оскопили раскаленным ножом… «Я был без чувств около трех часов и затем был болен восемь дней, — продолжал рассказывать Салтыков. — В это время Масон и брат его Тимофей уговорили меня дать присягу принять их веру и никому об них не открывать. В таком только случае, говорили они, рана заживет, иначе ты умрешь. Быв в несносной тоске и сильном страхе, я принял их присягу…» Салтыков упомянул, что он не раз бывал свидетелем скоплений. «Во всякое воскресенье и торжественные праздники, — говорил он, — товарищество сходится в моленную, и по большей части бывает всякий раз скопление, не только одному, но нередко двум и трем человекам. При мне оскопляли в Москве у Масона одного, в Петербурге у Кострова дважды, в Риге у Пищулина одного». Сказал Салтыков и про отца- искупителя: «в Петербурге, говорил он, находится первый или глава их секты, под именем Петра Федоровича, называющегося государем, Иисусом, сыном божьим, который иногда живет у скопцов Ненастьевых, Кострова и Огородникова, а временем неизвестно где».
58
Катерина Филипповна Татаринова урожденная Буксгевден, основательница хлыстовского корабля в Михайловском дворце, совратилась в хлыстовщину из лютеранства в западных губерниях (Гродненской и Виленской), где муж ее, служивший в военной службе, стоял с полком. Племянник ее мужа (сын его сестры), поляк, майор, а потом статский советник Мартын Степанович Урбанович Пилецкий, находившийся в корабле своей тетки, был из Гродненской губернии. Вдова майора польской службы Анна Франц, находившаяся в том же корабле, была из Виленской губернии Еленский был оттуда же: ближайшие его родственники владели имениями Гнилушки и Великий-Двор в Виленском, Окнисты в Вилькомирском, Резге в Ковенском уездах и другими. Может быть, Еленский еще на своей родине вступил в сектаторское общение с названными лицами и одновременно переселился с ними в Петербург где сошелся с Ненастьевыми, а посредством их и с Кондратьем Селивановым, и затем сблизил Веру Сидоровну Ненастьеву со своею теткой Татариновой.
59
Не далее как в 1867 году все иноки Святогорского монастыря Харьковской епархии, считавшиеся самыми благочестивыми и набожными, оскопились.
60
То есть хлыстовско-скопческое общество.
