молоком. Капли этого молока, упавши на коров, увеличивают в них молоко. Из млекопитающих животных любимейшие этою богиней овца и свинья, за то, что они больше других плодятся; оттого и в жертву Анге- Патяй, вместе с курами и яичницей, приносят летом белую овцу, а зимой свинью.
Из растений Анге-Патяй особенно любит просо и лен, за то, что они дают больше семян, чем другие возделываемые человеком растения. Она сама собирает лен с полей, с каждой десятины по одной льняночке, и из него на своем серебряном гребне прядет пряжу на рубашки своим детям-богам. С белых овец выщипывает по шерстинке; собранную таким образом волну прядет, потом красит в лазури небесной, в красном солнце, в желтом месяце, в алой заре, и этою разноцветною шерстью вышивает на рубашках богов, по мордовскому обычаю, подол и плечи. Радуга — это подол рубашки Нишки-Паса, вышитый матерью его Анге-Патяй. Если женщина беременна и Анге-Патяй имеет особое благоволение к носимому ею ребенку, она из своей пряжи приказывает своей дочери (вероятно, Нишкинде-Тевтярь) выткать рубашку для новорожденного и посылает ее на землю с Анге-озаисом. Это те младенцы, которые родятся в так называемых сорочках. Они считаются счастливыми и всю жизнь находящимися под покровительством Анге-Патяй. Сорочку зашивают в ладонку и надевают на младенца; он носит ее всю жизнь, и по смерти ее кладут с ним в гроб. Потерять ладонку с сорочкой значит навлечь на себя множество несчастий и потерять покровительство богини. Просо, так же, как и лен, составляет любимое растение Анге-Патяй: оттого больных детей кормят просяною кашей (пшенною), сваренною на овечьем молоке, такою же кашей кормят на свадебном пиру молодых; при рождении ребенка (теперь на крестинах) бабушка-повитуха пшенною кашей кормит всех присутствующих, пшенную кашу старухи приносят в жертву (богине Анге-Патяй на так называемом „бабань-моляне'; ею, призывая имя богини, кормят кур, чтобы лучше неслись. Кроме того, Анге-Патяй покровительствует еще луку и чесноку, поэтому луковицы мордовки кладут под подушку младенца больного или такого, который мало спит, и окуривают его луковыми перьями. Не любит Анге-Патяй хмелю, потому что он вырос из ветки, принесенной к людям Шайтаном; потому на праздниках в честь ее никогда не употреблялось пиво, сваренное с хмелем, а только одно сыченое сусло „пуре'. Из деревьев любимым деревом Анге-Патяй почиталась береза, потому что она скорее других деревьев размножается. Как без яиц и проса, так и без березы не обходились праздники в честь Анге-Патяй. Даже во время зимних праздников употреблялись распаренные березовые веники.
Из насекомых Анге-Патяй особенно любит пчелу за ее трудолюбие и плодовитость. Пчела, подобно курице, изъявила при создании согласие на предложение Анге-Патяй ежедневно родить детей, за что и удостоилась особенного ее благоволения. За то лишь из ее воска можно, по завету Анге-Патяй, делать священные штатолы и только из ее меда варить жертвенное „пуре'. Осам и шмелям этого не предоставлено, как не изъявившим согласия на вызов богини. Муравей, по призыву богини, также вызвался было на плодородие и вечную труженическую работу, но, смущенный Шайтаном, стал зарывать свои соты в землю и прятать детей в мусор, чтобы не доставались они людям. За то Анге-Патяй лишила „муравьиное масло' сладости и вкуса и велела муравьям трудиться в земле. А муравьиное масло прежде было медом.
Анге-Патяй, как источник жизни, покровительствует повивальным бабкам и сама поэтому в некоторых местах называется „Буламань-Патяй', т. е. богиня-повитуха. На другой день зимнего ее праздника, в каждой деревне в доме бабушки-повитухи совершаемы были особые жертвоприношения, сохранившиеся повсюду и до сих пор в виде „сборных обедов'. Богиня жизни покровительствовала также и лекаркам, помогая им лечить всякие болезни. При особом обряде лечения „притки' (порчи), о котором скажем в своем месте, лекарки употребляли яйца и просо, без которых не обходился ни один обряд, совершаемый в честь Анге- Патяй. По свидетельству о. Шаверского, в Самарской губернии до сих пор мордовские лекарки, снимают с человека порчу при пособии яйца, пшена и березовой ветки или веника.
Перед летним праздником Анге-Патяй, париндяиты и янбеды собирали хлеб, солод, мед и другие припасы по тому же обряду, какой описан выше, но на этот раз не женщины обнажали плечи и грудь и подавали припасы сборщикам, но девушки. Замужние женщины стояли одаль. Взявшись одною рукой за обе тесемки, другою девушка прикрывала грудь, в знак своей девственности. Накануне праздника девушки убирали избы и дворы зелеными ветвями, преимущественно березовыми, и ставили перед домами березки, как у нас ставятся в Троицын день. Из древесных ветвей и цветов плели венки и надевали их на голову, а также вешали их снаружи избы в таком количестве, сколько в доме было девушек. Девушки развешивали такие же венки над своими изголовьями, призывая при этом в молитве покровительницу свою, богиню Анге-Патяй, следующим образом: „Чам-Пас, помилуй нас, Анге-Патяй-Пас матушка, помогай девке твоей (имя) чисто жить и давай поскорей жениха хорошего'. А повесив венки, говорили; „Свет Нишки-Пас, шли жениха до нас'.
Накануне праздника Анге-Патяй, то есть в самый день русского Семика, мордовские девушки изо всей деревни собирались вместе и с березовыми ветвями в руках, с венками на голове ходили от дома к дому с громким пением. В своей песне обращались они к деве Анге-Патяй, прося ее сохранить их и прибавляя молитву к Нишки-Пасу, чтобы он прислал к ним женихов. Мужчины не имели права присутствовать при этой церемонии. Если бы какой-нибудь смельчак осмелился проникнуть в это время в кружок девушек, они имели бы право схватить его, трепать и щекотать, пока он не откупится десятком свежих яиц. Только дудник мог ходить с девушками, если они приглашали его играть на нехитром мордовском инструменте. Девушки выбирали из среды себя „прявт-тевтярь' (начальница девиц, слово в слово „голова-девка'). Она шла впереди, а перед нею маленькие девочки несли березку („кёлу'), украшенную полотенцами, платками и „каркс-чамаксом' предводительницы процессии прявт-тевтярь. Следом за нею шли избранные ею из любимейших подруг три „тевтярь-париндяиты' с кузовками, пещурами или бураками, украшенными березовыми ветвями. Вереница девушек, подходя к каждому дому, дела особую песню, называемую „кёлморо' (песня березы: от „кёль', „кёлу' — береза и „мурома' — петь). У Мордвы, забывшей свой язык, „кёлморо' поется так:
Хозяйка в окно подавала яйца, а также пшеничной муки и масла на драчону. Яйца принимала „прявт- тевтярь', а муку и драчону дочери, внучки или племянницы хозяйки того дома, из которого подают. В кузовок одной из „париндяит-тевтярь' складывались набранные яйца, в кузовок второй — мука, в кузовок третьей — масло.
Когда хозяйка дома подавала в окно девушкам припасы, то говорила: „Анге-Патяй-Пас матушка… береги мою девку, чтобы не полюбил ее злой человек, чтобы не завял ее зеленый венок'.
Отойдя от окна, девушки становились вокруг перед окнами дома и с звуками дуды пели „величанье' своей подруге-девушке из того дома, где сейчас подали. Вот для примера три таких величанья, которые в Пензенской губернии (Саранского и Краснослободского уездов) поются еще по-мордовски, несмотря на то, что поющие и многие из слушающих песню плохо или даже вовсе не понимают ее смысла.
