бродяга! – и перелетел на акацию, усыпанную белыми гроздьями соцветий. Кот повис на лапах, зацепившись за край крыши и, мявкнув, сорвался вниз. Глухой шлепок… Я зажмурилась, но расслышала новое «Мяв!» и открыла глаза.
– А чтоб тебя! – в сердцах произнесла я, заметив кошачий хвост, мелькнувший в цветнике. И отправилась на обзорную экскурсию по балкону, который почти целиком опоясывал дом по второму этажу. При этом я не стеснялась, что кто-то заметит мое любопытство. Внизу просто-напросто никого не было: ни людей, ни собак. Вообще никакого движения, словно все вымерли вокруг. А может, попросту отсыпались?
Правда, в метрах пятидесяти от дома, справа, за высоким забором располагались хозяйственные постройки. Там кудахтали куры, орал петух, блеяли козы, призывно мычали коровы. И раздавались голоса: женские и низкий мужской, который был мне незнаком. Слева же тянулись аккуратно подстриженные, выше человеческого роста заросли кустарника. Но не лавра – с мелкой, в ноготь, листвой. За живой изгородью просматривались длинный навес и какие-то строения, издали похожие на альпийские домики-шале. Между ними сверкало зеркало большого открытого бассейна, а еще дальше находился настоящий теннисный корт, огороженный сеткой.
«Ничего себе!» – восхитилась я. И тут же простила Вадиму и фланелевую сорочку, и все тревоги- сомнения по поводу того, кто меня переодевал. А еще подумала, что, кажется, выдюжу здесь пару недель.
Ниже по склону я разглядела крыши нескольких особняков. Сами дома тонули в зелени и белой кипени цветущих деревьев. И здесь людей я не разглядела, но слышала далекие голоса, звяканье ведер, мычание коров. Над крышами поднимался дымок, пахло свежеиспеченным хлебом и парным молоком. «Где-то там живет Мадина, – подумала я. – Ведь Вадим сказал, что она его соседка». Но по каким признакам определить дом женщины, я не знала, а на крышах, понятное дело, имена владельцев не пишут.
Я перевела взгляд дальше. Над сопками, по склонам которых разбежались дома Члоу, вздымались горы повыше. Серые скалистые вершины, ребристые, с крутыми отвесами и острыми выступами поднялись над зеленой каракульчой леса, а за ними почти касались неба и вовсе высоченные пики, с которых еще не сошел снег. Они сияли сахарной белизной, сверкали, как леденец. А над всем этим великолепием всходило солнце, настолько яркое, что я зажмурилась.
И вспомнила вдруг свою последнюю, тринадцатилетней давности поездку в Местию, столицу горной Сванетии. Юра с неодобрением воспринимал мое увлечение альпинизмом, и после той поездки я уступила, пообещала ему, что брошу опасное занятие, полностью посвящу себя любимому мужу.
Был конец августа, и склоны пестрели красными кленами, желтеющими буками и грабами, разноцветными кустарниками и кое-где еще зелеными березками. Полыхала огнем рябина, темнели на фоне снежных вершин и ослепительно голубого неба ели и пихты. А взглянешь под ноги, и – на тебе, листья черники и пунцовые ягоды брусники среди вечнозеленого ковра рододендронов.
Но стоило ступить на камень, как из кустарника, будто из засады, стремглав вылетал белозобый дрозд, всегдашний обитатель кавказских высокогорий. Ф-р-р! И белая капля – шлеп! Хорошо, если под ноги… Но все это издержки походной жизни. Самое главное – поднимешь голову, а перед тобой Ушба.
Ушба… Она высится в самом центре Верхней Сванетии, над Местией. Вид ее поражает, ошеломляет, пугает и восхищает. Почти полтора километра сплошного отвеса над зеленым ковром лугов и над сверкающими ледниками! Стена настолько крутая и гладкая, что получила название «зеркало». Это невозможно представить, если не видел Ушбы. При всем старании не получится!
Я лицезрела многие горы – Кавказ, Тянь-Шань, Памир, Алтай, Саяны, вулканы Камчатки… С отцом и мамой исколесила весь Союз. Родители служили даже на Чукотке, в бухте Провидения. В студенческие годы успела побывать в Татрах, поднималась на красивейшие вершины Альп – Монблан и Маттерхорн. Все горы прекрасны. Ушба одна. Нет, и не может быть второй Ушбы.
Тогда, тринадцать лет назад, мне довелось смотреть на нее в предрассветный час с ее соседки Шхельды. Пока светало, фантастические краски беспрерывно сменяли друг друга. Цвета были яркими, насыщенными и совершенно неестественными. Это напоминало искусно подсвеченную декорацию, задник огромной, во все небо, сцены, созданный художником, чьи полотна не имели ничего общего с реализмом.
Зрелище было настолько грандиозное, настолько захватывающее, что я совсем забыла, кто я, где я и зачем я. А ведь в то утро я участвовала в спасательных работах, лежала на крохотном уступчике над пропастью и пыталась организовать спуск нашего пострадавшего товарища по километровой стене Шхельды…
Впрочем, картины, что висели по стенам дома Вадима, слегка напоминали то зрелище, но только слегка, потому что ни одному живописцу не удалось передать красоту Ушбы. Кстати, издавна она считалась обителью нечистых, и лет сто назад ни один сван не рискнул бы взобраться на ее склоны из-за суеверного страха попасть к чертям. А еще, по преданию, там живет богиня охоты Дали, шутки с которой плохи, если охотник решил добыть козла или тура на продажу, а не для пропитания семьи.
Я вздохнула. Все в прошлом. Ночью я шла через сванский мостик и тряслась от страха. Вот что сделали со мной пятнадцать лет сытой и безоблачной столичной жизни. А ведь когда-то и пострашнее мосты в горах встречала: пара ржавых цепей, к примеру, на которые доски набросаны как попало, а рядом еще одна цепь – чтобы держаться. И через горную реку по веревкам переправлялась, когда они провисают настолько, что идешь не над потоком, а сквозь него. Волны перекатываются через тебя, и хлещут, и рвут, и беснуются… И ничего! Обходилось без стрессов и обмороков!
Помнится, в Сванетии и в Кабарде говорят: «Плоха та дорога, с которой путник обязательно свалится, и тела его не найти. С хорошей дороги путник падает, но труп его можно найти и похоронить. А с прекрасной дороги путник может и не упасть». Так вот, легких троп на Кавказе не бывает. Я же забыла об этом. Видно, совсем потеряла сноровку, а взамен приобрела страх и осмотрительность. Пошла на поводу Юриной ревности, его эгоизма. И что еще я там потеряла, благодаря своим уступкам? Кажется, пора свести дебет с кредитом и подбить итоги. Как бы только не выяснилось, что потери давно перевесили чашу весов, и я хватаюсь за последнюю соломинку, чтобы удержаться на плаву…
Нет-нет, одернула я себя, не может такого быть! Надо узнать, что с вещами, нашлась ли сумка с документами, и все само собой образуется. Самое главное я не потеряла: желание быть счастливой!
В жизни, и это естественно, всем хочется любви. Понимания, жалости, сострадания. Сильной руки в нужную минуту и крепкого плеча. Чтобы спина была прикрыта. Чтобы можно было верить и не терять надежду. Чтоб в глазах не темнело от горя и безнадеги. Одна закавыка: слово «любовь» мы разучились понимать. Слово «любовь» уже не имеет смысла. Любовь теперь синоним страстного секса и желания скорее затащить вожделенный объект в постель…
Я бросила взгляд на ближнюю сопку, потому что краем глаза заметила движение среди деревьев. Мелькнула морда лошади, затем на мгновение показался всадник в черной папахе. И тут же скрылся в зарослях. Но зато я разглядела довольно широкую тропу. Она змеилась вверх по склону среди камней и деревьев и терялась где-то возле вершины, на которой виднелись развалины то ли сванской башни, то ли старинной крепости. Я прикинула на глаз расстояние: километра три. Всего-то! А не прогуляться ли мне? Если мои вещи еще не доставили, одолжу, так и быть, у Вадима пару ботинок. У меня даже ладони зачесались от нетерпения, так мне захотелось подняться к древним руинам!
Я вернулась в спальню. Открыла дверь в коридор и – о, счастье! – увидела: мой багаж целый и невредимый стоял возле порога. А сверху стопочкой лежали выстиранные и даже аккуратно заштопанные куртка и джинсы. Я их пожалуй наверно, не стала бы даже стирать, а просто затолкала бы в пакет и выбросила в мусорный контейнер. Но теперь они выглядели вполне прилично. По крайней мере, для путешествия по горам сквозь колючие заросли годились. «Наверное, Мадина постаралась», – решила я. И вдруг задумалась: а стала бы я стирать и штопать вещи незнакомой женщины? Да ни за какие коврижки! Хотя смотря при каких обстоятельствах… А Мадина даже сапоги вымыла, положила их в пакет. Красивые, конечно, сапоги. Писк, можно сказать, моды.
Впрочем, они не подвели на сванском мосту и, дай бог им здоровья, точно не подведут на грязных лесных тропах. Я непременно исследую-обследую все окрестности, взберусь на все горки, благо, что рядом нет Юры с его кривой ухмылкой. Нет, мой муж был не против гор. Он очень любил горные лыжи и меня научил неплохо спускаться с горы. Каждый год мы ездили на недельку в феврале или в марте в Чегет или
