собственное прошлое. Он плохо знает самого себя и что ему нужно. Вот откуда у него потребность в том, чтобы рядом все время был кто-то еще. Ее присутствие пробуждало в нем чувство вины. Сейчас она была ему нужна, а закончится все тем, что он будет использовать ее в своих целях или где-нибудь бросит. Или же он видел в ней кого-то, кто может заменить ему дочь? Но ей не нужен был отец. Вообще-то о Клэе ей следовало думать, будучи спокойной. В противном случае в ее размышлениях будет много несправедливого.
Старый китаец-травник говорил ей, что она прирожденная медсестра. Возможно, ей и в самом деле стоило изучать целебные свойства диких трав или стать медсестрой. Ну да, конечно, она могла бы кое-чего добиться собственными силами. Требовалось лишь еще немного времени. Она уже была на пути к цели. Она закажет целое море холодных напитков, купаясь в котором, можно все обдумать. Так, чтобы, мирно размышляя, можно было изгнать гнев, а не хоронить его, как это обычно бывало, в глубине души. Успокоить, задобрить его, прежде чем он впитается в сердце. Выманить его, прежде чем он превратится в черного зверя депрессии. Может быть, пробуждение ее было слишком запоздалым, но теперь она знала, что для нее где-то светит огонь надежды. Настало ее время.
У киоска на противоположной стороне улицы, разглядывая французскую газету, стоял Минь Хо. Он видел, как Бернадетт пришла и села за столик, и его поразило выражение ее лица. Она выглядела гордой и решительной, к тому же было видно, что ее захлестывает гнев. Такой он ее еще не видел.
Он не ожидал столкнуться с ней в то утро, и поэтому с трудом взял себя в руки, однако давняя выучка помогла ему справиться с эмоциями в считанные секунды. Ему предстояло незаметно перейти на другую сторону улицы и подкрасться к Бернадетт сзади. Минь Хо расплатился за газету и принялся спокойно наблюдать за дорогой. Большой сверкающий автобус, заскрипев тормозами, остановился перед светофором. Бернадетт посмотрела на часы. Минь Хо знал, что она ждет американца, но тот теперь мало его интересовал. Сейчас для него имели значение только двое: Бернадетт и он сам. Так лучше. В конце концов, с беглецами можно расправиться и поодиночке. Автобус медленно двинулся с места, и под его прикрытием Минь Хо совершил рывок. От выхлопных газов дизеля запершило в горле, и он закашлялся.
Через пару секунд вьетнамец уже стоял за деревом, упершись взглядом ей в спину. Ее волосы спускались волной на оголенные плечи, на ней было дорогое платье. К столику подошел официант, однако девушка отрицательно покачала головой. Бернадетт держалась высокомерно, но в ней чувствовалась нервозность.
Минь Хо неслышно подошел к столику и коснулся ее плеча. Бернадетт даже не повернулась. Его ноздрей коснулся аромат дорогих духов.
– Если думаешь извиниться за то, что объявился только сейчас, то можешь не беспокоиться, – уверенно произнесла она по-английски. Ему никогда не приходилось слышать, чтобы она так разговаривала. Она была в бешенстве.
– Мне не за что просить прощения, Бернадетт, – ответил он по-французски. – Не вздумай оборачиваться или поднимать шум. У меня в кармане пистолет.
Бернадетт онемела. Все, что она только что собиралась сказать, испарилось. Все в ней умерло, по коже пробежал холод. Она трепетала от ужаса, который, казалось, с этого момента навечно вселился в нее. Все вокруг потускнело – всему конец. Звук его голоса вдребезги разбил ее мечты.
– Мы здесь одни – ты и я, – прошипел он. – Никто тебе не поможет. Понимаешь?
Она кивнула.
– Хорошо, – продолжил Минь Хо. – А теперь встань и иди вон туда, к пальмам.
Она встала без звука, даже не обернувшись, чтобы взглянуть ему в лицо. Ее гнев улетучился, а вместе с ним и решимость. Все минувшие месяцы ее независимости и сила воли обратились в прах. Она вновь стала маленькой девочкой, но девочке этой уже не было страшно. Снова кто-то берет ее за руку, говорит, что делать и куда идти. И они пошли. Минь Хо был совсем рядом, она чувствовала его дыхание на своем затылке и ощущала холодную сталь оружия, упершегося ей в бок. Выйдя на тротуар, он встал рядом и взял ее за руку. Она шла с опущенной головой, не осмеливаясь поднять глаза.
– Мы не можем здесь разговаривать, – мягко произнес Минь Хо. – Тебе придется пойти ко мне в отель.
Она не ответила – лишь склонила голову еще ниже. Минь Хо ощущал, что ею все сильнее овладевает страх. Бернадетт шагала безвольно, медленно, словно смирившись с судьбой. Маленькая послушная девочка, которую кто-то куда-то ведет – не важно куда. Он знал, что вновь стал ее поводырем. Они могли бы точно так же прогуливаться вдвоем по парижским бульварам. Она, должно быть, знала, что всему наступит конец. Для грешников нет спасения. Именно это она всегда говорила ему. Душа и тело ее нуждались в приказах, а не в спасении.
46
Клэй находился в полумиле от того места, если идти через город вверх по склону холма. Он стоял на веранде, любуясь раскинувшимся внизу заливом. Взор его скользил от пальм к собору, перелетал на яхты и уходил в морскую даль. Он всем телом ощущал стоявшую сзади Мардж, ее груди, касавшиеся его спины, ее руки, обвившие его. Она сгорала от желания. Ее губы упивались его шеей. Потная кожа была сладкой, как вода, которая падала из фонтана в саду под верандой. Мардж прижалась теснее, ее пальцы заскользили по нему.
– Пойдем внутрь, – предложила она.
– Не торопи меня, дорогая, – сказал он. – Ты же видишь, я весь горю.
Мардж не перечила, и они остались стоять под палящим полуденным солнцем. Он был не уверен в себе, и ей пришлось взять его за руку.
– Внутри прохладнее, – прошептала она.
Не ответив, Клэй позволил ей увести себя в комнату. Мебель из испанского дуба и гравюры с изображениями старинных военных кораблей, как в зеркале, отражались на мраморной поверхности пола. С потолка свисала древняя медная лампа, у стены маняще вырисовывались контуры большой кровати под высоким альковом.
Мардж легла, призывно раскинув руки. Он присел рядом и поцеловал ее руку, ощутив жар кожи. Надо было бы предупредить ее, что у него серьезные проблемы, но не хотелось портить сладость мгновения, которого он ждал всю жизнь. Мардж улыбнулась, он прильнул к ее губам. Позже, позже, прокричал внутренний голос, и все неприятные мысли ушли прочь. Он покусывал ее обнаженную руку и нежился от ее прикосновений.
