Только под утро я уснул, истощенный и измученный.
Проснулся очень поздно и вышел к остальным уже вечером.
Дядя улыбался с довольным видом. Эмилия опустила глаза и казалась очень заинтересованной своей работой. Естественно, я выглядел довольно глупо.
– Ну, ты можешь обнять ее и поцеловать, – громко смеясь, сказал дядя. – Дочка, дай ему обнять и поцеловать тебя. Это должно вознаградить его за то, что случилось вчера вечером.
Скромно признаюсь, что, получив позволение обнять кузину, я не думал ни о чем, кроме удовольствия, которое мне предстояло.
Я подошел. Она удивленно поглядела на меня, но не запретила себя поцеловать.
После этого дядя счел нужным оставить нас наедине и вышел, потирая руки.
Эмилия поспешно встала, схватила меня за руку и, подойдя к окну, взглянула прямо в глаза.
– О, как ты добр! Как ты добр! – весело сказала она. – Ты позволил отцу думать, что хочешь на мне жениться, чтобы отвлечь его подозрения от Тривульция.
Как это ни тяжело, но буду продолжать говорить правду, обнажая всю подлость моего сердца.
Под взглядами обольстительной кузины забылось жестокое признание, сделанное мне накануне, и я ответил:
– Я Действительно хочу на вас жениться.
– Это невозможно.
– Значит, вы меня совсем не любите?
– Нет, люблю. Но только как сестра, как кузина. Нельзя жениться, если люди играли еще детьми. Разве ты ничего не помнишь?..
Я покраснел при этом намеке. Дело в том, что прежде, во время игры, мне не раз приходилось изображать школьного учителя и наказывать маленькую девочку самым нескромным образом.
Но это не мешает любить друг друга, напротив.
Одним словом, я был готов хоть сейчас жениться на неблагодарной, если б только она дала слово, что на будущее будет мне верна… Да даже и без этого.
Но Эмилия не оставила и этой призрачной надежды.
– Забудем эти глупости, – сказала она. – Я дала слово Тривульцию уже более года назад. Он писал мне, мы с ним говорили и полюбили друг друга. Я стану госпожой Тривульций, как только позволят наши родители. А до тех пор мы рассчитываем видеться как можно чаще. И благодаря тебе это будет нетрудно.
– Благодаря мне?..
– Да, отец, думая, что ты хочешь на мне жениться, предоставит мне свободу. Кроме того, ты скажешь ему, что Тривульций – твой друг, что ты хочешь видеть его в доме каждый день, а также и вечер. Ты понимаешь? О, Жозеф! Как мы будем благодарны тебе, я и Тривульций.
– Кузина, какую роль вы хотите заставить меня играть?
– Роль нашего покровителя, нашего ангела-хранителя. Дорогой Жозеф, не отказывай мне. Я буду любить тебя… Я тебя поцелую – хочешь?
Никто не знает, сколько демонов живет в самой прелестной женщине, но нет сомнения, что они в ней есть.
Эмилия села ко мне на колени, в ее глазах сверкнуло пламя, какое я уже видел в глазах Розоры. Я поклялся во всем, в чем она захотела. Девушка казалась довольной. А я?.. Должен признаться – тоже.
В этот день я заметил, что от шеи моей кузины необыкновенно хорошо пахнет.
Этим же вечером Тривульций явился к нам со скромным видом, значение которого я понял гораздо лучше, чем накануне. Он поцеловал руку Эмилии по французскому обычаю и был нежнее, чем обыкновенно.
Это ошибка с его стороны. Дядя, который уже имел подозрение, судя по палочным ударам, предназначенным Тривульцию, но обрушившимся на меня, не мог без раздражения смотреть на любезности шевалье и совершенно определенно просил его больше у нас не бывать.
Через час Эмилия явилась ко мне в комнату.
– Жозеф, – сказала она, – так-то ты держишь свое обещание? Почему ты не защитил шевалье?
– Увы! – отвечал я. – Потому что имею глупость любить вас.
– Да, да, я это знаю. Слушай, вот письмо, отошли его Тривульцию.
– О, кузина!..
– Отчего же нет? Если ты меня любишь, ты должен желать оказать мне услугу.
– Пожалуй, я это сделаю, но не даром.
– Что же ты хочешь?
– Поцелуй за каждое письмо, которое вы будете мне давать.
– Но, Жозеф, я, без сомнения, буду писать много писем.
– О! Много, но все-таки недостаточно.