мода ми и фантастической роскошью. И, поскольку в минуты опасности мысль порой улетает далеко, аль- Кадир мш вспомнить о грабеже алькасаров Багдада, когда султан аль Амин, сын Зубайды, был убит, а его богатства похищены и достались кордовскому халифу. Не ожидал ли он теперь такой же судьбы, когда грабеж вот-вот мог начаться и в алькасаре Валенсии? Когда Кордовский халифат рухнул, этот завидный пояс попал в руки эмира Мамуна Толедского и его невестки, матери аль-Кадира; теперь с редчайшей драгоценностью у него ассоциировалось чувство любви, и потому аль-Кадир повязал ее поближе к телу, желая спасти ее или умереть вместе с ней.
Итак, аль-Кадир бежал из своего дворца, смешавшись с женщинами и рассчитывая вместе с некоторыми из них укрыться в уединенном домике при бане.
Бунтовщикам быстро удалось захватить алькасар; они убили двух христиан, охранявших ворота и одну из башен, передали крепость альморавидскому каиду Альсиры и принялись ее грабить, хватая в покоях эмира все, что попадалось на глаза.
Ибн Джаххаф, возвратившись домой и увидев, как все удачно сложилось, возгордился перед прочими согражданами: все население на его стороне, визирь Сида в тюрьме, эмир бежал. После такой удачи в душе кадия, как грибы после осеннего дождя, во множестве выросли новые амбиции и вожделения. Он дознался, что аль-Кадир не покинул Валенсию; проведя расследование, он выяснил, что тот скрывается в домике рядом с баней, а при нем сундучок с драгоценностями и пояс султанши Зубайды. Теперь у него была одна забота — тайно захватить эти сокровища. Сообщника для этого он нашел в одном юноше, чью семью аль- Кадир сильно обидел в Толедо тринадцать лет назад; этот молодой человек, одержимый застарелой жаждой мести, с несколькими родичами взялся целый день следить за беглым эмиром в его убежище, а когда настала ночь, напал на него, обезглавил и, обыскав труп, тайно отнес драгоценности Ибн Джаххафу (это произошло в ночь с четверга на пятницу 28–29 октября 1092 г.). Голову аль-Кадира, выставленную как трофей на обозрение толпы, насадили на копье и пронесли по улицам, а потом Ибн Джаффар распорядился выбросить ее в искусственный водоем близ своего дома.
Тело эмира аль-Кадира пролежало влуже крови в хижине до утра, пока какие-то злодеи не бросили его на ближнюю свалку, где закапывали верблюдов. Никто не осмелился выразить симпатий к убитому, тем более обличить цареубийцу. Лишь один милосердный человек, торговец, подобрал обезглавленный труп, положил его на ложе из веревок без тюфяка и, покрыв старой рогожей, вывез из города и похоронил без савана, «так что над ним не заплакали ни мавр, ни мавританка», словно это был простолюдин.
Когда Ибн Джаххаф творил все эти злодеяния, шел месяц рамадан — месяц поста и покаяния.
Ибн Джаххаф — узурпатор
Валенсия оказалась под муниципальным управлением, став чем-то вроде республики, во главе которой стояла альхама, или сенат, составленный из видных горожан, где председательствовал кадий; это было обычной практикой в мусульманских городах Испании, пока трон пустовал. Но Ибн Джаххаф, избавившись от аль-Кадира и присвоив многие его богатства, сразу же повел себя как монарх, рассчитывая взойти на престол. Помещения своего дворца он обставил чрезвычайно богатой мебелью, вокруг них день и ночь стояла стража; появляясь на публике, он проезжал по улице верхом в окружении всадников и ловчих, охранявших его особу; горожане, чтобы полюбоваться им, высовывались из дверей, а валенсийки приветствовали его криками радости — мелодичными возгласами «лу-лу-лу!», какие мусульманские женщины издают при пении и во время праздников. Он очень гордился этой дешевой популярностью и постоянно держался как эмир, но способностей правителя ему недоставало.
Хоть Джафар ибн Джаххаф, «Кривоногий», и не блистал талантами, но был человеком достаточно хитрым и властным, чтобы путем оттяжек и проволочек выходить и) трудных положений, пользоваться теми или иными людьми, но презирать их. Он ни во что не ставил альморавидского каида Абу Насира, который жил в алькасаре и которому он был обязан успехом переворота, не допускал его вмешательства ни в какое дело и лишь нехотя и скрепя сердце выдавал суммы, нужные для содержания муниципалитета и войска.
Его кичливость особенно раздражала друзей покойного монарха. Ибн Тахир, бывший эмир Мурсии, всегда выказывавший искренние дружеские чувства к аль-Кадиру, не выносил высокомерия этого гордеца, видевшего возможного соперника во всяком авторитетном человеке. Свое негодование Ибн Тахир изливал в стихах, где выражал общественное мнение, осуждавшее Ибн Джаххафа: «Берегись, о Кривоногий, ведь ты оказался в опасном положении, убив эмира аль-Кадира и облачившись в его тунику. Настанет день, ты заплатишь за все и не найдешь убежища, чтобы скрыться».
И действительно, угроза наказания очень скоро помешала Ибн Джаххафу надменно наслаждаться царской роскошью, права на которую он узурпировал.
Сид приближается к Валенсии
В начале переворота в Валенсии, когда Сид получил весть, что его кастильцы оставили этот город, что альморавиды продвигаются на север по левантийскому побережью и что эмир аль-Кадир перепуган, он счел, что реорганизация обороны Сарагосского эмирата от альморавидов завершена, и решил спешно отправиться в путь, чтобы предотвратить опасность более непосредственную. Мустаин, очень в этом заинтересованный, распорядился помочь Сиду людьми и деньгами для экспедиции.
Пустившись с войском в дорогу, Сид, подойдя к Валенсии уже близко, узнал о смерти аль-Кадира и о том, что в город вступили альморавиды.
Что мог теперь поделать Кампеадор? Юсуф действительно был эмиром всех мусульман Нигера, Сахары, Марокко, аль-Андалуса, в его империю входило пять климатических зон земного шара, на повседневной молитве его имя звучало с минбаров 1900 соборных мечетей (альхам), под его власть попали эмираты Гранады, Малаги, Севильи, Альмерии, Мурсии, Дении, только что пала и Валенсия. Не было ли безумием со стороны Сида пытаться отобрать у альморавидов их добычу, когда этого не смогли сделать сам император и Альвар Аньес, несмотря на их неоднократные попытки помочь Гранаде, Севилье и Мурсии?
Узнав, что власть в Леванте им утрачена, Сид без колебаний двинулся на великого врага. Он проделал переход так быстро, как только мог, и, несмотря на трудности со снабжением, спешно разбил лагерь при Пойо-де-Хубалья, недалеко от Валенсии; после он обычно говорил, что в тот день, когда он встал под валенсийским Пойо, у него было всего четыре ковриги хлеба.
Туда, в этот лагерь, явились к нему все, кто бежал из Валенсии в Хубалью, сторонники испанцев и слуги эмира аль-Кадира, требуя мести и обещая повиноваться Сиду и следовать за ним в жизни и смерти. Но каид, державший этот замок от властителя Альпуэнте, Ибн Ка-сима, не решился впустить Кампеадора, сочтя его дело проигранным.
Сид сразу же начал осаду Хубальи и открыл боевые действия против Валенсии. В качестве первого предупреждения он отправил Ибн Джаххафу презрительное послание: «Благодарение Богу, что помог тебе поститься в этот месяц рамадан; ты благочестиво завершил этот пост добрым жертвоприношением, убив своего государя!» Здесь в словах Сида отразилось общественное мнение, приписывавшее убийство аль- Кадира Ибн Джаххафу; далее в письме он упрекал последнего за то, что тот бросил голову эмира в пруд, а тело в место захоронения верблюдов. Ибн Джаххаф дал уклончивый ответ, заявив, что город принадлежит Юсуфу, государю альморавидов: если бы Сид пожелал отдать себя в их распоряжение, Ибн Джаххаф охотно помог бы ему добиться милости Эмира всех мусульман.
Родриго послал Ибн Джаххафу второе письмо, полное угроз, бросая ему и всем его сторонникам в Валенсии обвинение в предательстве. Он поклялся самыми торжественными и священными клятвами, что отомстит за смерть эмира аль-Кадира, которому был покровителем, и не перестанет преследовать предателей, пока месть не свершится.
Так 1 ноября 1092 г. была объявлена война с целью возмездия за цареубийство.
Сид сразу же начал отправлять от Хубальи воинов в набеги на разорение окрестностей столицы и приказал сообщить по всем замкам валенсийской территории, чтобы немедленно поставили провиант христианскому войску: каид, который замешкается с выполнением этого приказа, будет смещен со своего поста.
Увидев, что Кампеадор решился на войну, никто не посмел ослушаться, и он стал воевать с Валенсией, посылая от Хубальи каждый день по два конных отряда для разорения орошаемых районов города. Тех валенсийских и альморавидских всадников, которые пытались воспрепятствовать этому ущербу, они истребляли.
