своим победителям в качестве слуг, носильщиков и погонщиков скота.
Обычно евнухи исполняли обязанности «дворцовых слуг, надсмотрщиков в гареме, а также доносчиков и шпионов»[4]. Евнухи сыграли важную роль в истории Древнего Рима, Греции, Северной Африки и Азии, и Китай в этом смысле не был исключением[5]. Как это ни удивительно, евнухи отличались преданностью своим хозяевам, хотя были изуродованы по их приказу и знали об этом. Они служили китайским императорам примерно с VIII в. до н. э., и их число в столице и при дворе доходило порой до 70 000. Прислуживать особе императора разрешалось только кастратам; точно так же кастраты обслуживали и охраняли женщин из императорской семьи, а также императорских наложниц, населявших особый, скрытый от прочих смертных квартал — Внутренний город (Great Within), находившийся за стенами императорского дворца.
У императоров имелись тысячи наложниц, бывших своего рода символом императорской власти и могущества. Кроме того, рожая императорам младенцев мужского пола, они обеспечивали преемственность императорской власти в те годы, когда детская смертность была очень высока. Немаловажную роль наложницы играли и в ритуале поклонения культу предков, являвшемуся неотъемлемой частью китайской религиозной и культурной традиции.
Кроме евнухов и, разумеется, самого императора, в покои Наложниц не допускался ни один представитель мужского Пола, будь то даже ближайший родственник государя. Нарушителя ждала смертная казнь. Подобная мера давала таранью, что всякий родившийся в этих стенах младенец является Императорским отпрыском, в жилах которого течет священная кровь властителя Поднебесной.
Евнухи способствовали также поддержанию атмосферы таинственности и святости, окружавшей императорский трон. Считалось, что боги, предоставившие императору своеобразный «небесный мандат» на власть в империи, могли по причине греховности, дурных наклонностей или недостойного поведения того или иного венценосца лишить его этого права, особенно если тому найдутся свидетели. По этой причине простым смертным запрещалось созерцать священную особу императора. Даже сановники самого высокого ранга, обращаясь к императору, всегда опускали глаза. За соблюдением этого ритуала строжайшим образом следили евнухи. Когда же император шествовал по улице, они закрывали его от взглядов толпы особыми, специально предназначенными для этого ширмами. Только «женоподобным, раболепным евнухам», чья жизнь и благосостояние напрямую зависели от воли их властителя, позволено было подмечать кое-какие маленькие слабости и грешки государя[6].
Ма Хо, один из юношей, кастрированных в Куньмине, был приписан ко двору Чжу Ди, где получил новое имя — Чжэн Хэ (Zheng Не). Хотя обычно китайцы старались не брать на службу мусульман, в отношении Чжэн Хэ, хотя он и был истовым мусульманином, было сделано исключение, поскольку он зарекомендовал себя отличным воином. Со временем Чжэн Хэ сделался ближайшим советником Чжу Ди. Это был огромного роста человек, который буквально нависал над своим хозяином. Некоторые источники утверждают, что был он около двух метров ростом и весил под 100 килограммов, хотя при этом передвигался «с грацией и ловкостью тигра»[7]. Когда Чжу Ди сделали князем и губернатором провинции Йен (Yen), Чжэн Хэ последовал за ним. Теперь им была доверена важнейшая миссия — защищать от набегов монголов северные провинции Китая. Чжу Ди устроил свою ставку в Тату — бывшей монгольской столице, которую он переименовал в Пекин. К 1387 г., после более чем тридцатилетней войны с монголами, с владычеством чужеземцев в Китае было покончено. Отец Чжу Ди — престарелый и страдающий паранойей император Хон By, изгнав со своей земли монголов, со всем пылом душевнобольного занялся проверкой на лояльность своих военачальников и вельмож, подвергая репрессиям каждого, кто, по его мнению, мог угрожать — пусть даже и в отдаленном будущем — его власти. По этой причине многие военачальники, чтобы избежать связанного с судебным разбирательством бесчестья, считавшегося хуже смерти, кончали жизнь самоубийством. Но жестокому Хон By этого было явно недостаточно, поскольку он послал на плаху в общей сложности несколько десятков тысяч чиновников и военных.
После смерти старшего сына император Хон By назначил наследником престола своего внука Чжу Юньвэня (Zhu Yunwen), племянника Чжу Ди. Чжу Ди император не доверял, поскольку считал его монголом. Тому были причины: когда Хон By женился на монгольской принцессе, она уже носила под сердцем ребенка (Чжу Ди), о чем император не был своевременно поставлен в известность. Когда старый император в 1389 г. умер, Чжу Юньвэнь продолжал проводить его политику — то есть уничтожал всех своих потенциальных противников. Летом 1390 г. он, желая расправиться с Чжу Ди, послал своих людей на север страны. Чтобы избежать кинжалов убийц, Чжу Ди покинул свой роскошный и благоустроенный дворец и сделался бродягой. В течение нескольких месяцев он спал по ночам в канавах, а днем бродил по улицам. Он имитировал сумасшествие, стал неопрятным и грязным и, уж конечно, не походил на принца из императорского дома. Посланные племянником убийцы так его и не нашли. Между тем Чжу Ди решил нанести ответный удар своим преследователям. Тайно собрав верных ему людей во главе с Чжэн Хэ в пекинском парке, куда он предварительно запустил стадо гусей, чтобы их гогот заглушил звон оружия, Чжу Ди напал на своих преследователей и всех их перебил. После этого, воодушевленный успехом, стал собирать и обучать собственную армию.
Когда Чжу Юньвэню доложили о неудаче, постигшей его людей, он в самый короткий срок собрал полумиллионное войско и направил его во владения своего дяди. Между тем полили дожди и настали холода; солдаты же Чжу Юньвэня, двигавшиеся на север от Нанкина, были одеты в летнюю форму и обуты в соломенные сандалии. Поэтому, когда началась зима и пошел снег, многие солдаты просто-напросто замерзли. Армия Чжу Ди проводила маневры неподалеку от Пекина, и, когда утомленные и деморализованные долгим переходом и холодами войска Чжу Юньвэня начали наступление на город, оказала им ожесточенное сопротивление. В сражении приняли участие даже пекинские женщины, которые швыряли со стен во вражеских солдат глиняные горшки.
В 1402 г. Чжу Ди во главе большой армии выступил в поход на юг — на Нанкин. Население столицы империи не было единым. Мандарины — образованная элита Нанкина — ненавидели придворных евнухов. Эта антипатия имела глубокие корни и была почти такой же древней, как и сама Китайская империя. Дело в том, что евнухи как ближайшие слуги императора всегда имели возможность завести со своим повелителем полезный для них разговор. Подобно западноевропейским придворным, они обогащались и приобретали выгодные должности благодаря своим связям при дворе и близости к венценосной особе. В отличие от евнухов, населявших Внутренний город, мандарины безраздельно царили во Внешнем городе (Great Without), где обитали государственные чиновники всех степеней и рангов.
Человек становился мандарином и получал официальный государственный пост после долгих лет обучения и сдачи многочисленных государственных экзаменов. Главным предметом исследования тогдашних чиновников и ученых было наследие, оставленное великим китайским философом Конфуцием (551–479 до н. а), который крайне неодобрительно отзывался о евнухах, захвативших в государстве власть. Евнухи не получали воспитания в конфуцианском духе и в своей практической деятельности руководствовались исключительно указаниями императора. Мандарины же опирались на конфуцианскую этику и нравственный кодекс, направленные на поддержание порядка в обществе и на утверждение строгой иерархии путем недопущения действий, которые могли бы так или иначе нарушить дао (tao — взаимодействие естественных сил). Учение Конфуция строго определяло жизнь человека, его права и место в социальном устройстве общества. В соответствии с теорией Конфуция, правильное государственное устройство основывалось на незыблемых принципах преемственности, когда «князь всегда остается князем, поданный — поданным, отец — отцом, а сын — сыном»[8]. Сутью конфуцианского учения об обществе являлось идеально организованное государство, возглавляемое группой ученых мандаринов, всемерно заботящихся о поддержании раз и навсегда установленного в нем порядка. Становым хребтом такого
