свое длинное блестящее лицо, снимая свою шоферскую кепку, и сказал: «Хорошая была ночка, приятель?»
— Да нет, паршивая.
— Я тоже ходил на школьные танцы, и это тоже было паршиво, — сказал он.
— Да уж. Почему так?
— Тогда я не понял, но сейчас жалею, что так мало тусовался с парнями, понимаешь. Вместо этого я был по уши влюблен в девчонку, которую после танцев так и не видел.
— Да, я о таком слыхал, — сказал я, и затем спросил: — Через сколько вы меня высадите?
— Вы заказали до семи утра. Сейчас только шесть.
— Мы можем заехать за одним человеком? — спросил я.
— Конечно, приятель, все что хочешь. Куда ехать?
Я подумал, что если Гретхен дома и если она станет меня слушать, я попрошу прощения и попрошу ее пожалуйста, ну пожалуйста, пойдем со мной.
И вот что случилось. Целый час мы разъезжали на заднем сиденье лимузина, и, может быть, оттого что я устал и было уже так поздно — или так рано, — и на Гретхен была пижама, и она сидела, откинувшись на кожаную спинку, и мы ехали по Лейкшодрайв, и завтракали в Макдоналдсе, но все было так, как будто ничего плохого никогда в жизни со мной не случалось.
НОЧЬ ВСЕХ СВЯТЫХ ОКТЯБРЬ 1991
Что бы со мной ни случилось, я помню Хэллоуин
Мы пошли к Лоре на вечеринку по случаю Хэллоуина, потому что сообразили, что теперь мы в выпускном классе и это будет наш последний школьный Хэллоуин. Гретхен нарядилась девочкой из команды поддержки зомби — очень секси — в красно-белой форме, с двумя хвостиками, но с черными кругами вокруг глаз, а я пошел мумией, так себе наряд, потому что в принципе мой костюм заключался в том, что непосредственно перед выходом я замотался в туалетную бумагу. Сначала я замотал даже лицо, но ничего не было видно, а волосы я к тому моменту отрастил и никогда их не расчесывал, так что на голове у меня был кошмар, и я не мог добиться того, чтобы туалетная бумага плотно прилегала к волосам, и она все время рвалась, и я решил ограничиться туловищем, руками, ногами и лбом.
Короче, вечеринка проходила у Лоры, той рыжей, которая путалась с Бобби Б., когда они еще встречались с Ким, но сейчас со всем было покончено, и, по всей видимости, Ким и Лора неплохо закорешились. Лора задумала эту вечеринку и купила родителям путевку в спа-мотель, где в номере горячие ванны, чтобы они всю ночь не показывались дома, и сильно постаралась, чтобы украсить подвал — точно такой же, как любой другой подвал в квартале, прямоугольный, обшитый бурыми панелями — оранжевыми лентами и оберточной бумагой и вырезанными из журналов котятами и привидениями и чудовищами, в подвале светились бумажные абажуры, и на столе были расставлены угощения в стиле Хэллоуина — желе в виде мозгов и миски с M&Ms, а поскольку отец Лоры был копом и не возражал против пьянки в подвале, при условии, что все уходят на собственных ногах, то у двери были выставлены ящики с пивом, которое шло на ура. Вдобавок играла какая-то дерьмовая готика, то ли Bauhaus то ли Banshees, но это было ничего, потому что все это бормотание и завывания очень вписывались в обстановку.
Собралось человек тридцать или около того, в основном из выпускных классов, потому что, как ни трудно в это поверить, все мы были теперь в выпускном классе. Большинство были наряжены предсказуемо: привидение (просто белая простыня с прорезями для глаз), бродяга (просто рванье и зуб, замазанный черным) или тренер (просто футбольный джемпер и свисток на шее). Некоторые всего лишь напялили большие резиновые маски президента Буша и Дарта Вейдера и Франкенштейна; у двух-трех девчонок вообще не было костюма, а только блестки, покрывающие лицо и волосы; а человек пять и вовсе заявилось со словами, что на них костюм «выпускника», что после третьего раза звучало уже совсем не смешно, и, конечно же, там был Тони Деган в своей белой футболке с надписью «Мы тупые» и стрелкой, указывающей на кого-то неопределенного поблизости, и видимо, в качестве костюма, на одном глазу у него была повязка. Когда мы с Гретхен зашли в подвал, Тони обнимал эту маленькую обкуренную Джилл, наряженную ведьмой, и Гретхен направилась к нему и, как обычно, заорала, и я улыбнулся и взял пиво и начал озираться. Народу было полно, многих я не знал или не узнал за вампирским макияжем и наклеенными усами, а некоторые хорошенько попотели над своими костюмами, должно быть, не один месяц над ними трудились, честное слово. Как например, Лора, хозяйка вечеринки, высокая, в веснушках, очаровательно рыжая, в костюме самой настоящей кабинки для поцелуев. Как я уже говорил, она была известна своим непостоянством, тем, что путалась с кем ни попадя, особенно с Бобби Б., и вечно с кем-то расставалась, и в тот же вечер шла на свидание с другим, и на ней была эта картонная коробка с вывеской «Поцелуи, $ 1.00», и к ней подходили парни, вручали деньги, и она смеялась и целовалась с ними. Еще там был этот Билл, пухлый торчок, которые вечно пытался продать тебе поддельную кислоту — маленькие кусочки бумаги, которые только и были что кусочками бумаги, — он был наряжен Бэтменом, но костюм явно соорудил себе сам из спортивных штанов, что ли, и голубого одеяльца, так что получился такой Жирный Бэтмен, и он вроде как танцевал, хотя толком танцевать не умел, и он был крупный, в смысле толстый, и живот его нависал над черными трениками.
Еще была такая длинная девчонка в костюме Зубной Феи, и я поначалу принял ее за Люси, но Люси как раз очень коротко постриглась, а у этой были длинные каштановые волосы с чудной золотой тиарой и маленькая черная маска, скрывающая лицо, и все такое. На ней было расшитое золотом платье и золотая волшебная палочка, и ожерелье из белых зубов, и золотая сумочка, полная денег. Она очень нежно касалась присутствующих своей золотой палочкой, и все притворялись, будто мгновенно засыпают.
Эта Зубная Фея подошла прямо ко мне и взяла меня за руку. Из своей волшебной сумочки она вытащила забавный четвертак и положила мне на ладонь. Я взглянул на него, и это был совсем не четвертак, а какая-то чудна?я иностранная монета.
Она улыбнулась, подмигивая мне, и сказала:
— Это из Греции.
— Спасибо, — сказал я.
— Я раздаю монетки детям по всему миру, — сказала она.
— Так и запутаться можно, — сказал я.
— В том-то и дело, — кивнула она.
— Что ж, спасибо, — сказал я.
— Это мой последний подарок тебе, — сказала она.
— Чего?
— Я прихожу к тебе в последний раз, потому что ты больше не ребенок.
Я засмеялся и подумал, кто она, черт возьми, такая, там под маской.
Я положил греческую монету в карман и нервно улыбнулся. Отошел к столу с угощениями и оттуда еще раз взглянул на нее, и она помахала мне, кивая, и внезапно я отчего-то почувствовал себя странно, как будто и вправду мое детство закончилось или что-то в этом роде. Я секунду поозирался вокруг, и тут на меня нахлынуло. Это был типа мой последний школьный Хэллоуин, а Хэллоуин, наверное, был всегда типа моим любимым праздником в детстве, потому что, знаете, надо кем-то наряжаться, и я огляделся вокруг и все — шестнадцати-, семнадцати- и восемнадцатилетние, — все были в костюмах и все такое, и как я сказал, что- то во мне закончилось, прямо там.
Как будто я всех увидел теми, кем они были всегда, такие разные, знаете, типа
