собрались здесь искать сотрудники милиции.
— Такой тихий, услужливый и в домино всегда играл, — задумчиво сказал он.
Квартира была небольшой, комната да кухня, но нагромождение всякой рухляди затрудняло поиск. И все-таки Алексей надеялся, что у такого опытного в воровских делах человека должны быть под рукой потайные места. Очень даже должны быть, как без этого.
В институте преподаватели по криминалистике учили не торопиться с проведением обыска, тщательно все проанализировать, разбить площадь на условные участки, предусмотреть места возможных тайников. И пока Фирсова записывала в протокол данные понятых, Алексей мысленно разделил квартиру на зоны поиска, распределил людей: наиболее опытного капитана Ковачева с экспертом оставил в комнате, инспектора Гринько направил в ванную, себе взял кухню.
— Ну что, Александра Степановна, приступим?
— Начинайте.
Алексей прошел на кухню, остановился в коротком раздумье. Прежде всего интересовали две вещи: инструмент и деньги. Он огляделся. Трудно различимой давности двустворчатый стол, кухонный шкаф, холодильник «Бирюса», два обшарпанных табурета, газовая плита. На некогда коричневом полу краска выкрошилась, обнажив белесые от шпаклевки доски.
Тщательно осмотрев подоконник, Алексей открыл стол, полки которого были заставлены бутылками. «А Верти Угол, оказывается, не был трезвенником, да и, по всей видимости, жил в невеликой нужде. За счет чего?
Коротков осторожно — два пальца сверху горлышка, два — под донышко — вынимал каждую бутылку, ставил на подоконник. Часть их пришлось составить в угол кухни. Шло время. Алексей слышал, что и его товарищи передвигают мебель, простукивают пол и стены. Неужели осторожный Остапович не оставил улик? Тогда его смерть — еще не факт виновности и не поможет следствию сдвинуться с места.
Алексей снял со стола клеенку и расстелил ее на полу. Коричневое хозяйственное ведро с мусором он умышленно оставил на конец поиска. Случалось, что именно в таких местах находились вещественные доказательства, уличающие преступника.
Он высыпал на клеенку мусор и ложкой стал медленно сортировать его на кучки. Внимание привлекли седоватые хлопья, прикосновение к которым обращало их в пепел. Они как бы наслаивались друг на друга. И он про себя отметил, что такой оттенок и массу может иметь только обработанная специальными растворами бумага.
Кучка пепла была приличной, Алексей сложил ее в стеклянную банку и позвал эксперта.
В кухне появился Степанчук, и в ней сразу стало тесно.
— Как результаты? — спросил Коротков.
— Пока ничего, молчат приборы. А может, и нет здесь ничего, напрасно утруждаем себя?
Он почмокал полными губами, разглядывая на полу кучки мусора.
— У тебя что-нибудь есть?
— Надо обработать стаканы и пустые бутылки. В некоторых сохранились капли жидкости. Может, кроме Остаповича, еще кто пальчики оставил, не пил же он в одиночку. А вот это, — он поднял банку с пеплом, — надо занести в протокол, прихватим на экспертизу. Слишком много жженой бумаги, кажется, не совсем обычной.
— Думаешь, деньги? Алексей улыбнулся.
— На то и голова, чтобы думать. Но думы — еще не доказательства. Надеюсь на ваш отдел. Хотя, подтверди ЭКО, что это сожженные деньги, мне легче не будет. Как докажешь, что именно они лежали в ограбленном сейфе? Но я о чем? Вот ты, Юрий Николаевич, часто дома устраиваешь костры, да еще тратишь на них бумагу в таком количестве?
— Да нет, вроде не случалось такого. Зачем?
— Вот и со мной не случалось. Не любитель я пожары устраивать. А здесь с килограмм, а может, и больше макулатуры испорчено, и сделано это Верти Углом незадолго до того, как он приговорил себя к смерти.
— Логично. Над этим надо подумать.
— А коли так, забирай пепел, мне еще плиту разобрать надо.
Алексей ссыпал оставшийся мусор в ведро, накрыл сверху клеенкой.
— Нашел! — раздался вдруг звонкий голос Гринько. Все столпились в узком коридорчике, и Коротков увидел сияющее лицо инспектора, на ладонях у него отсвечивали небольшие ломики, отвертки, зубила...
— Под ванной прятал. Я уж уходить хотел, пол чистый, проверил его, а днище у ванны не догадаюсь пощупать. А они, железяки, на дно прилеплены. Оторвал насилу, там у него пластина какая-то магнитная прилажена, хитро так. Подсунул ломик, а он прилип и пол чистенький, не увидишь,
Находка взволновала и Алексея, он завороженно смотрел на отливающий синью инструмент, на подрагивающие ладони Гринько.
— Давайте сюда понятых, пусть собственными глазами увидят тайник. Заносите в протокол, Александра Степановна.
«Значит, все-таки Остапович? — думал Алексей. — Его работа. А если нет? Инструмент, да не тот? Нет! Наверняка тот. Эксперты это докажут. А коли так... Нет в живых Гната, но отыщутся его связи, и ниточка должна к кому-то потянуться. Даже мертвый Остапович доказанной причастностью к преступлению обязан помогать следствию...
ЗДРАВСТВУЙ, ЛИЗКА!
Первой утренней мыслью Пашки, едва он очнулся от сна, было уехать. Он рывком поднялся. Забрать припрятанную долю и... на юг, в Среднюю Азию, к археологам землю сеять, в любой омут, чтобы не выудила милиция, не коснулся любопытный глаз, Прожигал изнутри чужой голос: «Убийца! Убийца!» И зримо приходило вчерашнее: мост, заросшие тальником берега, тихо журчащая вода. Все поглотила река. И обмякшее тело милиционера, и угнанную им, Пашкой, автомашину...
От моста они возвратились к поселку, миновали несколько улиц, а потом Крест приказал вернуться и сбросить машину в реку. И никто не возразил ему ни единым словом.
Все пугало Пашку. И прежде всего сидящие рядом люди. Один из них, похожий на татарина, с лицом, будто подчерненным сажей, был молчалив. В машину он сел вместе с Крестом на одной из улиц, и потому, как он во всем слаженно действовал с братом, Пашка понял — давний его друг.
Второй, старичок, в шляпе и с чемоданчиком, тоже не встречался ему раньше. Леха был с ним отменно предупредителен, и это говорило о том, что «шляпа» — человек из «воровской знати», а такие, как Пашка, рядом с ним — мелкота.
Крест играл в порядочность. Стоя на коленях, он небрежно доставал из раскрытого баула пачки денег и разбрасывал на четыре кучки. Но и здесь Пашка уловил какую-то закономерность, наверное, обусловленную раньше, при сговоре. Примерно равные кучки образовались перед стариком и Лехой, чуть поменьше — рядом с «татарином», и еще меньше — около Пашки. Он обиженно зажевал губами, но никто не подал голоса, и он смирился. Значит, так надо. Кто-то шел под заряд картечи, а он отсиживался за кустами в машине.
Все торопливо рассовывали добычу по карманам, и лишь старичок деловито укладывал деньги в тонкую матерчатую сумку.
«Предусмотрительный, черт», — подумал Пашка. Сам он спрятал свою долю на животе, под сетчатой майкой. Баул Крест закинул на середину реки.
— Все, — шепотом произнес он. — И еще помните, отныне кровью повязаны. Кто вздумает пикнуть, жив не буду, прихлопну, как занудливого комара.
Почему-то Пашка решил, что эти слова относятся только к нему. А Леха уже стоял поодаль рядом с чернолицым парнем и о чем-то тихо говорил с ним. Долетали лишь редкие слова: сядешь, телеграмма, в ажуре...
