Размышляя после первого разговора с Лили, Тамар была в смятении от того, какая большая сумма требовалась, и не представляла, каким образом выплатит ее из своих сбережений. Большую часть зарплаты она отдавала матери.
— Ну конечно-конечно! Небось он-то не возражает? Не то чтобы это имело значение, все же в любом случае это твоя забота.
— Нет, он не возражает.
— А почему сам не может оплатить?
— У него совсем нет денег.
— Ну да, только так говорит!
— Все равно его сейчас нет.
— Чертовы мужчины, всячески стараются уломать тебя, не предохраняются, а потом, когда ты залетаешь, ищи ветра в поле. Уверена, ты даже не сказала ему. Знаешь, нужно было тебе принимать таблетки. Ладно, когда возьмемся за это дело? Ты хотя бы уже решилась, да?
— Нет… не совсем…
— Тамар, дорогая, не глупи, не будь сентиментальной, просто подумай. Никому не нужна девушка с внебрачным ребенком, мужчины считают позором для своего мужского достоинства жениться на девушке с чужим ребенком. Если у тебя малыш, черта с два выйдешь замуж, черта с два найдешь даже любовника. Парни бывают не в восторге, когда дверь им вдруг открывает милый крошка! Да и с твоей карьерой как же, с работой, а мамаша что скажет? Или собираешься просить Вайолет присмотреть за бесенком, пока ты на работе? Может, бросишь работу и будешь жить на пособие? А подумай, каково будет дальше! Бедный ребенок будет чувствовать себя несчастным, это верный рецепт, чтобы быть несчастными вам обоим. Он будет ненавидеть школу, ненавидеть других детей, его будут мучить, тебя будут мучить. В этом, ха-ха, обществе вседозволенности, знаешь ли, по-прежнему так! А если по чистой случайности выйдешь замуж и родишь еще детей, этот твой ребенок станет чужим в семье. Только представь себе это, ради всего святого! И не воображай, что надо отказаться от мысли об аборте, родить, а там уж посмотреть, что будет, и не думай, что это легко, отказаться от ребенка потом. Когда он родится, твой дорогой малыш, это будет сделать в тысячу раз мучительней, не говоря о том, что беременность — это кошмар. Хочешь носиться с ним и, заливаясь слезами, подписывать всякие бумаги? И все равно ничем себе не поможешь, потому что всем все станет известно! Пока же никому не обязательно ничего знать! Ради бога, соберись с духом и сделай это сейчас! Я тебе ясно все объяснила?
— Да.
— Ну тогда, глупая, я звоню?
— Нет.
Раздался звонок домофона, Лили с сердитым ворчанием соскользнула с дивана и сняла трубку:
— Кто там?
Прикрыла трубку ладонью и повернулась к Тамар:
— Это Гулливер. Послать его к черту?
— Нет-нет, я как раз ухожу, надо идти.
— Поднимайся, — крикнула Лили в трубку, а Тамар сказала: — Учти, девочка, ты должна прийти ко мне завтра и сказать, что ты решилась. Придешь, да?
— Хорошо.
— Приходи в одиннадцать утра.
— Да. Спасибо тебе.
— Подожди, перекинься парой слов с Гулливером, он ничего не заподозрит, а если что и подумает, наплету что-нибудь, это я умею.
Она пошла открыть дверь:
— Привет, Гулл, тут у меня Тамар, но она уже уходит.
Тамар надела пальто, надвинула на лоб коричневый берет:
— Привет, Гулл, я должна бежать. Спасибо тебе, Лили.
— Увидимся завтра, дорогая.
Тамар выскользнула в дверь.
— Что это с ней? — спросил Гулливер. — Она плакала. Что ты ей такого наговорила?
— Просто помогаю ей.
— А что у нее за проблемы?
— Так, с ее парнем. Дала ей мудрый совет.
— Как вы, женщины, умеете поддерживать друг друга, — ласково сказал Гулливер. — Ты мне рада?
— Да. Я думала о тебе. От тебя пахнет холодом и туманом, приятный запах.
— На улице темно, как ночью.
— Ну так почти ночь. Люблю Лондон зимой, когда дневного света вообще почти не видишь. Что-то не замечаю у тебя баков, которые ты собирался отращивать.
— Не могу же я отрастить бакенбарды за два дня!
Гулливер снял пальто, бросив его на пол, и остался в светло-сером костюме с темно-зеленым кардиганом, белой рубашке и оранжево-желтом галстуке. Поскреб щеку там, где на месте обещанных украшений еще только пробивалась щетина. Взглянул на Лили, которая подняла с пола его пальто, оглядел ее всю, от странно лоснящихся волос до маленьких ножек с короткими пальчиками. Он замечал, что она прикладывает усилия, чтобы выглядеть моложе, но теперь она часто казалась ему моложе. Ее слабый голос и дребезжащий смех, которые когда-то раздражали его, теперь он находил сексуальными. Спустившиеся носки и гамаши тоже смотрелись сексуально. Дорогая Лили была неидеальна, но она была тут, а больше никого у него не было; и у нее, пришло ему в голову, он имел такой успех, какой редко доводилось иметь у других женщин. Конечно, она сильно выросла в его глазах после той сцены на льду в Боярсе, которая часто виделась ему во сне. Прошлой ночью ему приснилось, что он танцует с Лили во дворце в Японии. Да, они танцевали вместе и в реальности, на памятном летнем балу, но тогда он, похоже, был сильно пьян и мало что помнил.
— Давай сходим как-нибудь потанцевать, — сказала Лили, бросая его пальто на спинку стула.
— Ты читаешь мои мысли. Как только смогу найти работу, так и сходим.
— Нельзя все время откладывать на потом. Мне в моей жизни нужен мужчина.
— В твоей жизни есть я…
— Останься сегодня со мной.
— Но я ни на что не гожусь.
— Пойдем в отель. Обожаю отели. В отеле интересней, больше возбуждает.
— Если уж алкоголь не помог, то и отель наверняка не поможет. Что ты сделала со своими волосами?
— Да какое, в конце концов, значение имеет секс, так, простая формальность. Любовь, вот что важно.
Гулливер надвинулся на Лили и подхватил ее на руки. Никогда прежде он не решался на такое. И был доволен, как это у него получилось. Она была очень легкой. Подержав секунду, он медленно поставил ее на ноги и прижал к себе. Удивленная его порывом, она порозовела, а в светло-карих глазах заиграл смех.
— А что, если нам пожениться, — сказал Гулливер, — когда я найду работу?
— Не глупи! — ответила она. И тут же сказала: — Ох, Гулл, иногда я чувствую себя такой несчастной, в мире столько всего ужасного!
Из глаз ее покатились слезы; она оплакивала все скорби мира, Тамар, неродившихся детей и свою невозможность любить и быть любимой.
Джерард, Роуз, Дженкин и Гулливер сидели в одном конце стола в доме Джерарда. В другом конце расположился Краймонд. Было одиннадцать утра. Дождь прекратился, но небо было по-прежнему бледное, затянуто облаками, которые нес восточный ветер. В комнате было несколько прохладно, Джерард относился к центральному отоплению (по семейной привычке Ферфаксов) как истинный спартанец. К удивлению Джерарда, Краймонд позвонил вскоре после их разговора и сказал, что, в конце концов, это недурная
