Алексей Федорович Лосев. Раписи бесед

А знаешь, как карьеру сделал Степанов[94] ? Он был придан переводчиком к Хрущеву от Министерства иностранных дел. Хрущев встречался с дипломатами, так Степанов блестяще переводил. Говорил раньше, чем те рот откроют. Хрущев его спрашивает потом: ты кто такой? — Я доцент, преподаватель французского языка. — А есть кафедра, которой ты мог бы заведовать? — Да, кафедра языкознания. — Завтра будешь заведовать кафедрой. И не забыл. Через неделю пекан звонит. Там разделили на две кафедры,

Звегинцев с общим языкознанием и другая кафедра Степанову. Но, по-видимому, это его не очень интересует. Будет ходить раз в неделю или два раза в неделю.

Реальный и грамматический разбор — так нас учили в школе. Realia.

29. 9. 1971. Гершензон глубокий критик. У него прекрасный стиль, художественный. «Исторические записки» прекрасная книга. Но его философия какая-то худосочная.

Стравинский. Ранние вещи, «Петрушка», «Весна священная», «Жар-птица» написаны еще в традиции, а потом он в формализм пошел, тогда уже началось всё другое.

Бога языческого я с малой буквы, а монотеистического Бога с большой бы писал. Один еврей сказал, когда Бога понизили: «Я не понимаю, почему Бог теперь пишут с маленькой буквы. Очевидно, хотят указать на незначительность этого термина. Но тогда я писал бы б петитом».

Прочитав статью Style в Britannica, А. Ф. замечает по поводу англосаксов вообще. Англосаксонский ум избегает разделения чувственного и духовного. Смотрит на грушу и чувственными глазами видит сверхчувственную идею. Иногда читаешь книгу англосаксонского автора — употребляются слова обыкновенные, а смысл получается глубже, чем если бы он оперировал философской логикой.

27. 9. 1971. А. Ф. цитирует с точным акцентом мудрого человека с восточных окраин о том, как третирует мужчин прекрасный пол: «Женщина вот как яиц: желтоком белтоком сосаит, потом бросаит».

Евангелие говорит о ноуменальном, не о феноменальном. А в апокрифических евангелиях от Никодима, от Фомы всё неидеологическое отброшено.

У Маяковского многие стихотворения и богатые, и яркие, но — хреновые. Говорят только о подхалимстве. Я его люблю за словотворчество. «Всяких французских Луёв…» Это для меня интересно.

Amicus Plato, sed magis arnica Veritas. Это сказал Аристотель.

Два конька надо перепрыгнуть: Секста Эмпирика, и второй топор, который на мне висит, это Ничев. Придется нам подробно его рассмотреть. Хотя бы то, что он понимает различие между δόξα и έπιστημη, уже его достоинство.

… Дынник[95], который только и знал, что обливал помоями Сократа и считал это передовым. А моя характеристика Сократа, он много раз ее топтал. Самого Дынника я не критикую, но он поступил по-хамски и по-кабацки.

… Это сократовское задавание вопросов, вечное искание истины, дух поддевания всяких авторитетов… От Платона Сократ отличается тем, что ничего не абсолютизировал, а только требовал употреблять понятие в чистом виде. Красота — это красивая лошадь? прекрасная женщина? Нет, наверное сама по себе красота что-то другое. Искание чистого понятия как такового это суть сократовского учения.

Ну, Платон всячески субстантивировал понятия, идеи. Но все-таки идеи Платона, хотя они гипостазированы, эту свою харакре- тистику порождающей модели — они дают вещи форму, смысл — получают от Сократа. От него это идет к Платону и Аристотелю и далее до конца античной философии. Так что я ставлю Сократа очень высоко, особенно в сравнении с теми слюнями, помоями, которые пускает Дынник в Платона и Сократа. «Идеалы рабовладения…»

Сейчас в связи с выходом моих томов влияние Дынника ослабело. Я тут маленький переворотик совершил. Мое влияние на эту публику страшно заметно. И поэтому на Азу нападают. Ее аспиранты пишут по философии? Нет, нельзя на филологическом факультете. И приходится переменить тему диссертации на «язык Гераклита».

Эти тексты, которые похабно переводятся на европейские языки, я же их бесконечно усложняю. Cairg, английский филолог, — я встретил у него мою фразу в отношении гераклитовского αίών παές вечности-младенца: «Я бы перевел эти слова, если бы знал, что такое вечность. Надеюсь продумать, что такое αίών». Хочу ему написать, спросить, у меня ли он взял или сам придумал, но времени нет.

Когда Ленин умер, то вопреки его желанию назвали Петербург Ленинградом.

«История эстетических категорий». Редактор книги говорит: настолько большая разница между абзацами моими и Шестакова, что легко отличить. Там

мое только античное. Остальное Шестаков. Идея у меня там имеет довольно подробное изложение.

Гимн существовал и в Греции, но он был там неотделим от ритуала. Дифирамб танец беспокойный, экстатический, но сопровождается песнями. Куда его отнести? Тут получается смешение не только лирики и эпоса, но и хореи. А орфические гимны — это воспевание богов путем перечисления их эпитетов. Из так называемых гомеровских гимнов некоторые очень поздние. Есть гимны (1) Аполлону Дельфийскому, (2) Аполлону Пифийскому, (3) Гермесу, (4) Афродите, (5) Деметре. Потом там есть короткие гимны в виде молитв. Но есть и большие: Дионису. Одна дама у нас занимается гимнами. Она причисляет к гимнам что-то из сборника Каллимаха[96]. И еще два гимна недавно нашли. У нее есть работа о гимнах в античности. В античных гимнах всё разновременно.

Виктор Шкловский, Жирмунский, Тынянов, Энгельгардт. Их разогнали как формалистов, но этот формализм для нас очень полезен. Мы с тобой не против формализма, хотя формализм у нас занимает подчиненное положение. Даже Хомский в конце концов отказался от того, чтобы полностью исключить из структуры смысл. Правда, смысл есть целое, а целое охватить всегда трудность очень большая. Мы принципиальные формалисты, потому что нельзя хвататься за всё сразу. Надо себя ограничить. Я формализмом не брезгую, сам много писал о формальных моментах.

Но Горнунг тут [97] слишком уже впал в содержание, в идейность. Странно. Ведь он лингвист, а лингвистика всегда формальна. Вот у нас была диссертация «Многомерная классификация русских пред¬ложений». Там шла речь только о классификации по принципу син¬таксической формы. На самом деле в реальной жизни мы говорим конечно не синтаксисом, а — коммуникативной[98]

ОПОЯЗ — я не ручаюсь…

Будагов всех исправляет. Нахов однажды на заседании кафедры сказал по-английски Classical philology через кля-. Нет, поправил Бу- дагов, надо

произносить клэ! Нахов говорит: «Я замолчал. Будагов не любит возражений. Пошел к Ахмановой. Она подтверждает, что надо кла-! Посмотрел во многих словарях, везде[kla: ]»[99] Тот единственный голос против, который был подан на защите Нахова, он убежден, была месть Будагова. Что Будагов голосовал против, подтверждается тем, что свое отрицательное мнение Будагов сообщил председателю экспертной комиссии в ВАКе. — Аза однажды сказала где-то речь на греческом, этот председатель с ней стал в обнимку, говорил, что надо изучать только греческий язык — и советскую эстетику.

Будагов настолько злопамятен, что даже сделал донос председателю экспертной комиссии. А так он вежливый. Но очень любит критиковать и поправлять. Когда однажды на факультете выступал кто-то — чуть ли не Зализняк или кто там из новых, — студенты вывесили большую афишу: «Такого-то числа выступает Зализняк!!!» Будагов взбесился. Сорвал афишу, принес к декану, бил по курноске и говорил: «Это разве университет? Это цирк! Это плакатный метод!» Он бунтовал недели две. Декан посмеялся. Плакат сняли сразу, но Будагов шумел недели две.

Но он действительно много знает. Он все эти языки романские знает, прекрасно произносит. В научном отношении он человек солидный, а в смысле личного поведения вот каков.

Я могу приветствовать кого-нибудь:

Поэт в поэтах первый,

Ты здесь, седой шалун,[100] —

но если ты это скажешь, то будет сочтено непочтением, и ты пострадаешь. Потому что я все свои