только наоборот.
Вмешался административный офицер.
– Раз уж нас назвали гремучей змеей, – сказал он, – надо будет при первой возможности пустить в ход жало.
Меня вызвал к себе Рогге.
– Нам необходимо создать базу, – сказал он, – для новой серии операций. Я намерен выбрать остров, откуда мы сможем использовать для разведывательных полетов гидросамолет. Все, что он обнаружит, мы будем преследовать. – Сделав паузу, он добавил: – Да и всем нам не помешают прогулки по мягкому песку под пальмами. Подумайте об этом. Нас ожидают перемены.
Я с удовольствием поведал обо всем сказанном товарищам, и вскоре по кораблю уже гуляли самые фантастические слухи. Когда же мы подошли к Вана-Вана – одному из островов Кука, команда, представления которой даже при гитлеровском режиме оставались сформированными голливудскими фильмами, с нетерпением ждала встречи с темнокожими красотками, разгуливающими по пляжу, призывно раскачивая бедрами. Кстати, из одежды, по законам жанра, на них могли быть лишь юбочки из травы и пышные гирлянды цветов. И пусть по радио духовые оркестры продолжали наяривать военные марши, люди слышали то, что хотели, – напевное танго, гитары и мелодичные женские голоса.
Когда «Арадо» миновал полосу белой пены, отмечающую коралловый риф, Булла крикнул:
– Это больше похоже на узкий берег пруда, а не на остров!
Не в бровь, как говорится, а в глаз. За стройными пальмами и усыпанным белым песком пляжем располагалась обширная лагуна, казавшаяся намного больше, чем окружавшее ее кольцо земли. Лагуна была тихой и изумительно чистой, ее пронзительно синяя вода искушала, манила окунуться в ее прохладные объятия.
Самолет опустился так низко, что едва не сел на воду. Пилот и наблюдатель осматривали окрестности, чтобы по возвращении доложить Рогге максимум подробностей.
Тростниковые хижины, деревня, какое-то большое строение…
– Боже мой, – воскликнул Булла, – это же колокольня!
Это действительно была колокольня, сделанная из пальмовых листьев и венчавшая небольшую церквушку.
Самолет сделал второй заход. Людей на берегу не было видно.
– Думаешь, они поняли, кто мы, и попрятались? – спросил наблюдатель.
– Здесь не выписывают газет. Возможно, они приняли нас за пришельцев с небес, – рассмеялся Булла.
Когда самолет снова заскользил над деревней, из церкви показалась группа людей – мужчин и женщин. Преисполненные благоговейного страха перед производившей столько шума птицей, они немедленно попадали ниц, должно быть выразив тем самым свое величайшее почтение.
Булла был слишком удивлен, чтобы подивиться точности своего пророчества.
– Вот… – пробормотал не менее ошеломленный раболепством местных жителей наблюдатель, но конец его непечатной фразы потонул в реве двигателей.
Как раз в этот момент самолет пролетел над рифами, и его экипаж приступил к выполнению главной задачи разведывательного полета – выбору места высадки для десантных партий, нетерпеливо ожидавших на борту «Атлантиса». Снижаясь, Булла почувствовал, что длинноствольное орудие, наведенное на берег, выглядит на фоне местной идиллии сущим анахронизмом, во всяком случае, явным перебором.
Когда Фелеру и мне было приказано готовиться к высадке, многие откровенно нам завидовали. Если бы мы взяли всех желающих с собой, «Атлантис» остался бы пустым, как «Мария Селеста».[31] Но, оказавшись перед необходимостью попасть в небольшой проход между рифами, над которыми ударявшиеся в них волны поднимали столбы брызг в виде фонтана, мы уже сомневались, такой ли уж лакомый кусочек нам достался. И катер, и плот для течения и волн были невесомыми игрушками, которые можно швырять в разные стороны, нимало не заботясь о том, что от них останется при столкновении с испещренным угрожающими выступами и зазубринами коралловым рифом. Поэтому мы довольно долго задержались на пороге, а когда все же попали внутрь, выглядели в высшей степени непрезентабельно. Плот развернуло кормой вперед, а на его носовой части был закреплен буксирный конец с катера, и, пока команда катера вытравливала трос, мы отчаянно гребли. К прибытию на место мы были мокрыми с головы до пят, едва дышали от усталости, но чувствовали себя абсолютно счастливыми, поскольку ступили на твердую землю. Берег под нашими ногами был восхитительно твердым! Он был усыпан осколками кораллов, излучавшими на солнце ослепительный блеск. Нет! Все-таки нам достался лакомый кусочек.
– Голливуд отдыхает, – сказал Фелер. – Искрящееся многоцветье кораллов, кокосы, лагуна, покачивающие резными листьями пальмы. – Он мечтательно вздохнул, потом встрепенулся: – Кстати, а где девочки?
Где бы ни было женское население этого острова, оно уж точно отсутствовало в двух тростниковых хижинах, расположенных возле места нашей высадки. Что ж, мы получили приказ как следует обыскать все вокруг и решили приступить к его выполнению.
Из полумрака под крытой сухой травой крышей доносился скулеж и визгливый лай. Мы заглянули внутрь и заметили в углу помет из десяти маленьких щенков. Рядом стояла миска. Ее содержимое было еще теплым.
– Так, – сказал я, – они запаниковали. Нам необходимо как-то успокоить людей.
Мы оставили в хижине подарки – ножи и принятую во всем мире валюту – сигареты.
Когда мы вернулись на следующий день, на берегу ожидало человек двадцать туземцев. Это были дружелюбные люди, во главе которых стоял вождь и женщина неопределенных лет, на которой был надет передник поверх веселенького ситцевого платья и широкополая шляпа, прикрывающая лицо с вполне заметными усиками.
Фелер восхищенно прошептал:
– Почем нынче Дороти Ламур?[32]
Не обращая внимания на шутника, я поклонился и улыбнулся самой галантной улыбкой, на которую был способен. Вождь и его дама, как мне показалось, взирали на нас с одобрением. Доктор извлек из своей сумки флаг Красного Креста и с официальным видом маститого дипломата с Вильгельмштрассе предложил его вождю. Он был принят. Несмотря на лингвистические трудности (туземцы знали с полдюжины английских слов), мы скоро подружились. Когда мы сумели объяснить им, что хотим побольше кокосовых орехов, они с готовностью предоставили нам пятьсот штук. Взамен мы дали им несколько мешочков муки.
Нам показали лучшее место для высадки и помогли организовать нечто вроде паромной переправы с берега на катер. На резиновом плоту закрепили два троса – один с берега, другой – с катера. После этого мы смогли вручную перетаскивать его туда и обратно.
Насколько я понял, единственным судном, заходившим на остров, была торговая шхуна, матросы которой выменивали товары и продукты на копру. На Вана-Вана не было ничего похожего на пристань, а маленькая церковь, с такой любовью построенная этими изолированными от всего мира христианами, уже полвека не имела белого пастора. Краем глаза я заметил, как сверкнула на солнце пряжка ремня одного из моих людей. «Gott mit uns»[33] и кобура на боку. Наверное, почувствовал я, в следующий раз, когда мы приедем сюда, будет лучше оставить наши автоматические пистолеты на «Атлантисе».
Булла, в очередной раз вернувшись из бесплодного полета, с неудовольствием взглянул на крюк подъемника. Возвращение на «Атлантис» всегда было делом хлопотным. Сначала следовало медленно подвести «Арадо» на траверз судна, пока корабль пытается создать «пруд для домашних уток» – участок спокойной воды. Затем предстояла проверка акробатических способностей летчика, который должен был выбраться из кабины и встать на колени на наружной части фюзеляжа у кабины, изо всех сил упираясь в него носками, словно едешь на муле. Следующий этап – жонглирование, оно же ловля крюка, отплясывающего нечто безумное на конце стального троса. Завершающий этап – вставление крюка в специальную скобу на крыле. Желательно при этом не разбить голову, что, поверьте, очень непросто.
Нет, трудности – это иногда совсем не плохо, особенно если дают возможность проявить себя. Например, «Мандасор» ведь до сих пор вспоминается с удовольствием. Тогда в январе именно благодаря
