Отдернув руки, Морган слепо озиралась. Потом, сняв овальные в металлической оправе очки, начала протирать их довольно грязным носовым платком.
— Сейчас налью тебе шампанского! — воскликнул Саймон. — Не дергайся, Хильда, она выпьет из моего бокала.
Снова надев очки, Морган стояла в прежней напряженной позе, щурясь от падающего в глаза солнца. Взгляд упал на шампанское, на цветы.
— Вы что-то празднуете. Чей-то день рождения…
— Годовщину нашей свадьбы, дорогая.
— Я как-то не ожидала… столько людей… веселье…
— Только свои, — сказал Саймон. — Вот, возьми.
— Нет, Саймон, спасибо. Я не хочу шампанского. Думаю, это… надо бы снять. — Она шевельнула плечами, и серый плащ упал на землю. Саймон бросился поднимать его.
Непрошеные слезы высохли, и теперь Хильда внимательно рассматривала сестру. Морган была в очень простом, сильно измятом платье из синего хлопка. Прямые темные волосы подстрижены по- мальчишески, хоть и не слишком коротко. Узкие карие глаза и длинный чуткий нос. Лицо изможденное, кости туго обтянуты кожей. Длинноногая, тоненькая. В мгновенном озарении Хильда вдруг поняла: они достигли возраста, в котором годы значимы. Теперь изможденная худоба шла Морган. И усталость казалась изящной. И даже очки в железной оправе выглядели как украшение. Да, теперь красота была на стороне Морган.
— Душа моя! — на мгновение снова обняв сестру, воскликнула Хильда.
— Мы ждали тебя не раньше чем дней через десять, — сказал Руперт. — Иди сюда, усаживайся.
— Нет, спасибо. Я и сама так думала. Но потом все же решила лететь. Багаж придет следом. Сейчас я прямо из аэропорта. Решив вернуться, уже не могла ждать ни часа.
— И мне это понятно, — подхватила Хильда. — Какое счастье, что ты здесь! Я так боялась, что ты передумаешь.
— Морган, мне хочется, чтобы ты что-нибудь выпила, — сказал Саймон. — Может быть, виски?
— Надеюсь, ты к нам надолго, очень надолго, — сказала Хильда. — Ведь ты никуда не поедешь? Какие у тебя планы?
— Я совершенно не понимаю, что делаю. Не знаю, куда еду. Планов у меня нет. Намерений тоже нет. Я только что спустилась с трапа самолета и совсем ничего не соображаю. — Повернувшись, она шагнула в сторону гостиной.
— Да-да, конечно! — воскликнула Хильда. — Идем сейчас же наверх, бедняжка. Там все для тебя готово. И ты сразу ляжешь. Руперт, возьми, пожалуйста, ее сумку. Дай мне этот плащ, Саймон. Пойдем, моя милая девочка, наконец-то ты дома.
4
— В какую комнату ты меня поместишь?
— Вот сюда…
Хильда широко распахнула дверь, и Морган вошла. Сестра и зять шли следом. Поставив сумку на пол, Руперт помедлил, потом, по знаку Хильды, вышел. Хильда закрыла дверь.
Взгляд Морган остановился на кровати, застеленной плотным зеленым шелковым покрывалом. Медленно потянув его за край, она сбросила покрывало на пол, сняла очки, осторожно легла на кровать носом вниз, зарылась лицом, в подушки и, когда Хильда попыталась что-то сказать, громко, безудержно разрыдалась.
С легким шорохом провезя стул по ковру, Хильда поставила его вплотную к кровати. Секунда — и она обняла судорожно вздрагивающие плечи Морган.
— Хильда, прости, не надо меня трогать.
— Извини, дорогая.
— Прости.
— Мне уйти?
— Нет. Останься, но молчи.
В комнате наступила тишина, и только в окно долетало пение птиц и легкий гул голосов из сада, где продолжали сидеть и беседовать Руперт, Аксель и Саймон.
Хильда встала, прошлась по комнате. Что-то легло возле щеки Морган. Большой чистый носовой платок. Протянув руку, Морган взяла его, развернула. Слезы, еще слезы. Много, много слез.
— Хильда.
— Да, милая?
— Можешь дать мне хорошую порцию виски-рокс?
— Какого виски?.. А, поняла, со льдом. Сейчас, одну минутку.
— Там, с ними… я не могла пить.
— Я быстро-быстро. Дать тебе что-нибудь еще? Кусочек холодной баранины? Аспирину?
— Нет, ничего не надо. Принеси целую бутылку. Кувшин с водой. И два стакана.
— Конечно-конечно, мне тоже не помешает глоточек виски.
Как только дверь закрылась, Морган резко приподнялась. Сидя со спущенными на пол ногами, обтерла лицо прохладным платком. Слезы текли уже не так обильно. Подойдя к умывальнику, она промыла глаза холодной водой и вытерлась висящим рядом накрахмаленным вышитым полотенцем. Потом надела очки, прошла к окну и закрыла его. Вернувшись, какое-то время рассматривала себя в висящем над умывальником зеркале. Хотелось сказать себе что-нибудь подходящее к случаю, бодрое, успокаивающее, может быть, даже остроумное, но ничего не придумывалось, и она просто смотрела на свое отражение. Услышав, что Хильда поднимается по лестнице, быстро вернулась к кровати и опять легла ничком. Взгляд на себя со стороны, как она и надеялась, придал сил.
Подвинув низкий столик и поставив на него поднос, Хильда снова уселась на жесткий стул с прямой спинкой. Морган приподнялась на локте, устроилась, подоткнув подушки под спину.
— Я сделала все, как надо, радость моя?
— Да, отлично. Воды не надо. Только лед. Спасибо.
— Может, ты все-таки хочешь поспать, остаться одна?
— Нет. Я хочу с тобой разговаривать. Мне кажется, я сейчас ненормальная, Хильда.
— Успокойся, малышка.
— От виски все-таки легче. Не одолжишь мне свою расческу? Спасибо.
— Ты очень красивая, Морган.
— Я чувствую себя развалиной. А вот ты выглядишь чудесно, Хильда. Немножко пополнела. Ничего, что я говорю это так прямо? И Руперт тоже пополнел.
— Мы стареем.
— Глупости. Саймон и Аксель по-прежнему вместе? — Да.
— Никаких признаков разлада? Интересно, сколько же они продержатся?
— Вроде у них все в порядке.
— Мне жалко, что Саймон увяз в этом. Аксель, насколько я понимаю, плохо ко мне относится.
— Он просто замкнутый.
— Когда мы были девчонками, ты вечно отказывалась признавать, что кто-то кого-то не любит. Но такое случается. У тебя нет сигареты?
— Есть. Вот. Твой багаж идет морем?
— Да. Это в основном книги. Ну и кое-что из одежды и мелочей. И мои рукописи, тетради. Не помню, писала ли я тебе, но в Диббинсе мне удалось хорошо поработать.
— Я рада. Откровенно говоря, из твоих писем трудно было извлечь информацию. Сначала они были обрывочными, потом непонятными, потом — отчаянными. Цельной картины у меня так и не сложилось.
— Думаешь, у меня она сложилась? Я сейчас просто не понимаю, кто я. Может, ты объяснишь. Но,
