Выговор Каркова заставил Мастерлинка пульсировать, распространяя помехи. Карков не обращал внимания на поведение своего второго «я», сосредоточившись на потоке сведений, передаваемых «поисковиками». Передачи были зашифрованы и шли с использованием тарабарщины полузабытых военных кодов двадцатого столетия, восстановленных воображением Мастерлинка.
«УЛЬЯНОВ ДОКЛАДЫВАЕТ О КРАЖЕ», — сообщил Карков.
«УЛЬЯНОВ? С ХАУБЕРКА?»
«ДА».
«КАКОЙ ИНТЕРЕС ПРЕДСТАВЛЯЕТ ЭТА КРАЖА?» — поинтересовался Мастерлинк.
«ОНА НЕОБЫЧНА, А ПОТОМУ СТОИТ ТОГО, ЧТОБЫ ЕЕ РАССЛЕДОВАЛИ. СВЕРХСЕКРЕТНЫЙ ГРУЗ, ПРЕДНАЗНАЧЕННЫЙ ДЛЯ ХАУБЕРКА, КАЖЕТСЯ, СБИЛСЯ С ПУТИ».
Мастерлинк просмотрел поступившую информацию.
«КРУПНЫЙ ГРУЗ, — медленно произнес он. — ПОХОЖ НА ТОТ, В ПРОПАЖЕ КОТОРОГО ОБВИНЯЛИ НАС. НЕ ДУМАЮ, ЧТО ТВОЕМУ ВУНДЕРКИНДУ УДАЛОСЬ РАСКРЫТЬ ЭТО ДЕЛО».
«НЕТ», — Карков соотносил сведения.
«А НЕ МОГ ЭТОТ ГРУЗ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ПОТЕРЯТЬСЯ?»
«НЕПОХОЖЕ, — ответил Карков. — СВЕРХСЕКРЕТНЫЕ ГРУЗЫ НАХОДЯТСЯ ПОД ПРИСТАЛЬНЫМ НАБЛЮДЕНИЕМ. СЛИШКОМ МНОГИЕ ЗАМЕШАНЫ В ЭТОМ ДЕЛЕ».
«ПОХОЖЕ, ЭТО ДЕЛО РУК НЗО, — констатировал Мастерлинк».
«НЗО НИКОГДА НЕ ПРЕДПРИНИМАЛА ПОПЫТКИ ПРОВЕСТИ ОПЕРАЦИЮ ПОДОБНОГО МАСШТАБА, НИ РАЗУ ЗА ВСЮ ИСТОРИЮ СВОЕГО СУЩЕСТВОВАНИЯ».
«ТЫ ЗАБЫВАЕШЬ О РОДЖЕРСЕ».
«Я НЕ ЗАБЫВАЮ О НЕМ НИКОГДА».
«ТЫ ЗАБЫЛ ОБ ОПЕРАЦИИ „ПИТТЕР-ПЭТ“.
«КОГДА ОН ОСВОБОДИЛ ПИЛОТА-ЗАЛОЖНИКА?»
«ТОГДА ТОЖЕ НИКОГДА НЕ СЛУЧАЛОСЬ НИЧЕГО ПОДОБНОГО», — сказал Мастерлинк.
«ОН ПОХИТИЛ ЕГО БЛАГОДАРЯ НАХАЛЬСТВУ», — защищался Карков.
«ДА, НО ВСЕ ЖЕ СДЕЛАЛ ЭТО».
Карков помолчал, размышляя.
«Я ПРОИНФОРМИРУЮ УЛЬЯНОВА, ЧТОБЫ СЛЕДИЛ ЗА ХОДОМ СОБЫТИЙ, КАСАЮЩИХСЯ ЭТОГО ВОРОВСТВА».
«ЭТО ВСЕ, О ЧЕМ ОН ДОЛОЖИЛ?»
«ВСЕ, ЧТО КАЖЕТСЯ НЕОБЫЧНЫМ. В ДРУГИХ ОТНОШЕНИЯХ ХАУБЕРК ФУНКЦИОНИРУЕТ СОГЛАСНО ПРОГРАММЕ».
«Я МОГ БЫ ВЫНЮХАТЬ РОДЖЕРСА ЧЕРЕЗ КАКУЮ-НИБУДЬ МИНУТУ», — сказал Мастерлинк.
Карков мгновенно уловил скрытый подтекст слов Мастерлинка.
«НЕТ! МЫ УЖЕ ОБСУЖДАЛИ ЭТОТ ВОПРОС! МЫ НЕ БУДЕМ ДЕЛИТЬСЯ. МЫ НЕ МОЖЕМ НАДЕЯТЬСЯ НА ТО, ЧТО ДОСТИГНЕМ НАШЕЙ ЦЕЛИ ПОРОЗНЬ. УЛЬЯНОВ НЕМЕДЛЕННО ПОСТАВИТ НАС В ИЗВЕСТНОСТЬ, ЕДВА ПОЯВИТСЯ САМЫЙ СЛАБЫЙ НАМЕК НА ПРИСУТСТВИЕ РОДЖЕРСА.
«Я ДУМАЮ, ЧТО ПЕРВЫЙ ОН УЖЕ УПУСТИЛ», — усмехнулся Мастерлинк.
Джордж Вашингтон сидел в темном углу опустевшей комнаты отдыха на «Спасителе-3», медленно допивая напиток. Его голубые глаза были в тени, когда он смотрел на жидкость, оставшуюся в стакане.
— Ты, кажется, чем-то обеспокоен, капитан. Вашингтон поднял голову и посмотрел Вильме в лицо.
— Нет, полковник, — произнес он, поднимаясь, — просто задумался.
— Садись, Папаnote 3.
Его удивило то, что Вильма назвала его по прозвищу. Оно принадлежало ему по праву — это была не только дань исторической традиции, — поскольку он был старейшим пилотом авиакрыла, исключая разве что Роджерса с его пятью столетиями, но Вильма не часто позволяла себе фамильярничать.
— Чем могу служить, полковник? — спросил он, поднимая стакан и изучая ее спокойную красоту поверх верхнего края стекла.
— Мог бы рассказать, о чем думаешь.
— Мог бы.
Вильма в свою очередь посмотрела на Вашингтона долгим изучающим взглядом.
— Мне кажется, ты торопишь будущее.
— Может быть. Хотя, наверное, загадывать, вернешься ли ты назад после схватки, дурная примета. Не знаю.
— Ты всегда был самым здравомыслящим человеком среди наших пилотов.
В смущенной улыбке Вашингтона проглянуло что-то детски-мальчишеское.
— Знаю. Я серьезно отношусь к каждому своему слову. И я верю, что мы можем сделать это! Просто не представляю себе иного.
— Вашингтон, я полагаюсь на тебя на все сто процентов. И все равняются на тебя, ты это знаешь.
Вашингтон взболтал напиток.
— Поэтому-то я и позволяю себе сомневаться сейчас. Когда мы поднимемся в воздух, времени на размышления не будет.
Вильма присела, положив локти на стол. В голове у нее мимоходом мелькнул вопрос, переживал ли знаменитый генерал когда-либо те же чувства, какие переживал сейчас ее капитан? На долю секунды она забыла о выражении своих глаз, и Вашингтон понял, о чем она думает.
— Не вижу поводов для беспокойства, — сказал он. — Роджерс держит в руках все авиакрыло.
— Он просто волнует их воображение, вот и все, но легендарная он личность или нет, для них он пока человек, не показавший себя в деле. В — бой они с ним не летали.
— А как же Тарсианское плато?
— Это не то же самое, что бой в небе, и ты это прекрасно знаешь. В критические моменты они будут смотреть на тебя. Хауберк станет крупнейшей акцией НЗО, какая только когда-нибудь предпринималась. Я должна сказать, я за ее проведение, это правда, но этого мало. Если мы проиграем, мы проиграем многое. Возможно, НЗО понадобится столетие, чтобы восстановить свои силы.
— А если мы выиграем? — спросил Вашингтон с озорными искрами в глазах.
— Ответ на этот вопрос ты знаешь.
— Полковник, если это успокоит вас, я не возражаю против того, чтобы признаться, что с нетерпением ожидаю этого. Несмотря на то, что это дело кажется безумием, кажется абсолютно невозможным, вы не удержите меня, я буду в нем участвовать.
— Почему-то у меня такое предчувствие, что это не безнадежно, что у нас есть шанс, — Вильма смотрела куда-то далеко поверх его плеча отсутствующим взглядом. — Иногда я представляю Землю снова свободной и цветущей, какой она была во времена Бака. Но мечты сами по себе не становятся реальностью, Вашингтон, — это истина нашей жизни.
— Возможно, это время — время менять истины… В нашу пользу.
— Пожалуй, стоит попробовать.
Наклонившись, Вашингтон мягко опустил руку на ее плечо.
— Я не собираюсь умирать, полковник. Я собираюсь победить.
— Отдохни немного, капитан. — Вильма улыбнулась. — И не возомни слишком много о своей персоне.
Вашингтон допил остатки из своего стакана. Глаза его смеялись, когда он делал последний глоток.
— Да я прямо пылаю любовью к ней, — сказал он.
Бак Роджерс спал урывками. Сон не давал отдыха ни телу, ни душе. Бак ворочался, метался, сбивая в комок простыни. Компьютерный глаз, несущий охрану, беспристрастно регистрировал его движения, но не подозревал о сновидениях, беспокоивших капитана.
…Он стоит на вершине холма, откуда родной город виден как на ладони. Бумажный самолетик, поднятый волной дневного ветерка, белеет на фоне просторного лазурного, безоблачного неба. Вот самолет сделал петлю и продолжает свой парящий полет…
…Он садится в открытую кабину старинного самолета. Пропеллер завертелся, ускоряя движение, заревел мотор. На голове у Бака — кожаный шлем. Мимо проносятся облака…
