девы.Словно ангелы, сияютБелизной одежд лилейной,И умолк, и расступилсяВесь народ благоговейно.Вот и сам Констанций в митреС высоты на чернь взирает,Как живой, и в блеске солнцаЛик серебряный мерцает.На носилках он, как идол,Восседает величаво,Словно кот – на солнце, жмурясь,Улыбается лукаво...Песни грянули, литавры,Грохот праздничных хлопушек...И в прибрежье диком эхоСкал отвесных громче пушек.И кругом – восторг безумный...Но в душе моей – тревога:Это праздник всенародный —В честь языческого бога.Где же дух Христовой церкви?Где смиренные молитвы? Вкруг Святого бомб гремящихВьется дым, как после битвы!..Хорошо, что здесь, на Капри,Не живу я за три века:Древним идолам – опасенДух свободный человека.Втайне думает Констанций,На меня взирая строго:«Хорошо бы сжечь безумцаНа костре во славу Бога!»………………………………Из лимонных рощ СоррентоСвежий ветер прилетает,И божественной улыбкойМоре вечное блистает.И кругом в ответ народуНа восторженные крикиВ самом сердце скал гранитныхСодрогнулся остров дикий...
1891, Капри
Везувий
Глубоко тонуть ноги в теплом пепле,И ослепительно, как будто солнцемОзарена, желтеет сера. К безднеЯ подошел и в кратер заглянул:Горячий пар клубами вырывался...Послышались тяжелые удары,Подземный гром и гул, и клокотанье...Сверкнул огонь!..Привет тебе, о древний,Великий Хаос, Праотец вселенной!Я счастлив тем, что нет в душе смиреньяПеред тобой, слепая власть природы!..Меня стереть с лица земли ты можешь,Но все твое могущество – ничтоПеред одной непобедимой искрой,Назло богам зажженной ПрометеемВ моем свободном сердце!..Я здесь стою, никем не побежденный,И, к небесам подняв чело,Тебя ногами попираю,О древний Хаос, Праотец вселенной!
1891
Помпея
I
Беспечный жил народ в счастливом городке:Любил он красоту и дольней жизни сладость;Была в его душе младенческая радость.Венчанный гроздьями и с чашею в руке,Смеялся медный фавн, и украшали стенуТо хороводы муз, то пляшущий кентавр.В те дни умели жить и жизни знали цену:Пенатов бронзовых скрывал поникший лавр.В уютных домиках все радовало чувство.Начертан был рукой художника узорДомашней утвари и кухонных амфор;У древних даже в том – великое искусство,Как столик мраморный поддерживает ГрифКогтистой лапою, свой острый клюв склонив,Их бани вознеслись, как царские чертоги,Во храмах мирные, смеющиеся богиВзирают на толпу, и приглашает всехК беспечной радости их благодатный смех.Здесь даже в смерти нет ни страха, ни печали:Под кипарисами могильный барельефИзображает нимф и хоры сельских дев,И радость буйную священных вакханалий.И надо всем – твоя приветная краса,Воздушно-голубой залив Партенопеи! И дым Beзyвия над кровлями Помпеи,Нестрашный никому, восходит в небеса,Подобный облаку, и розовый, и нежный,Блистая на заре улыбкой безмятежной.
II
Но смерть и к ним пришла; под огненным дождем,На город падавшим, под грозной тучей пеплаТолпа от ужаса безумного ослепла:Отрады человек не находил ни в чем.Теряя с жизнью все, в своих богов не веря,Он молча умирал, беспомощнее зверя.Подножья идолов он с воплем обнимал,Но Олимпийский бог, блаженный и прекрасный,Облитый заревом, с улыбкой безучастнойНа мраморном лице, моленьям не внимал.И гибло жалкое, беспомощное племя:Торжествовала смерть, остановилось время,Умолк последний крик... И лишь один горитВезувий в черной мгле, как факел Евменид.
III
Над городом века неслышно протекли,И царства рушились; но пеплом сохраненный,Доныне он лежит, как труп непогребенный,Среди безрадостной и выжженной земли.Кругом – последнего мгновенья ужас вечный, —В низверженных богах с улыбкой их беспечной,В остатках от одежд, от хлеба и плодов,В безмолвных комнатах и опустелых лавкахИ даже в ларчике с флаконом для духов,В коробочке румян, в запястьях и булавках;Как будто бы вчера прорыт глубокий следТяжелым колесом повозок нагруженных,Как будто мрамор бань был только что согретПрикосновеньем тел, елеем умащенных.Воздушнее мечты – картины на стене:Тритон на водяном чешуйчатом коне,И в ризах веющих божественные Музы;Здесь все кругом полно могильной красоты,Не мертвой, не живой, но вечной, как МедузыОкаменелые от ужаса черты...…………………………………………………А в голубых волнах белеют паруса,И дым Beзyвия, красою безмятежнойБлистая на заре, восходит в небесаПодобный облаку, и розовый, и нежный...
1891
Тибур
Тибур, Тибур, зеленый многоструйный,Священные руины, водопады,Ревущие в скалах волною буйной,Нептунов грот, исполненный прохлады,И радуги на солнце – в легкой пылиШумящих вод, дыханье белых лилийИ сосен южных плоские вершины,А там вдали, в сияющем просторе — Великий Рим и светлые равнины,Волнистые, похожие на море...О древнее жилище Мецената,Как жалобной мелодией, невольноО прежних днях душа тоской объята!..Мне Рима жаль, мне радостно и больно...В раздумии пред виллой Марка БрутаСтою в тиши заветного приюта,Где горевал о гибнущем народе,О древности великой и свободеУбийца твой, о Цезарь Bceмoгущий!..А рядом здесь, под миртовою кущейЕще звучит, полна любовной неги,Гармония Тибулловых элегий...Благослови, о странник, эти воды,И влажные, таинственные своды,Жилище нимф и Рима прах священный...Тибур, Тибур, о край благословенный!..
1891, Рим
«Addio, Napoli»
Слабеет моря гул прощальный,Как сонный шепот Нереид,Напев далекий и печальный —«Addio, Napoli» звучит...Как тихий жертвенник, дымитсяВезувий в светлой вышине,Огонь краснеет при луне,И белый дым над ним клубится...Мне бесконечно дорогаЗемля твоих цветущих склонов,Сорренто с рощами лимонов,О, золотые берега!..Прохлада гротов – в полдень жаркий,Где голубым огнем горитВолна, кидая на гранитДрожащей влаги отблеск яркий,Где камни скрыл подводный мох,Где днем и ночью ОкеанаВ глубокой бездне слышен вздох,Подобный музыке органа.И в том, как шепчется трава,И в том, как плачет непогода,Хотел подслушать я, Природа,Твои сердечные слова! Искал я в ропоте потоков,Искал в тиши твоих ночейЕще не понятых намеков,Твоей души, твоих речей...Теперь ты кажешься мне сказкой,Сорренто! Север впереди...Но шепчет Юг с последней лаской:«Не уходи, не уходи!»Слабеет моря гул прощальный,Как сонный шепот
