падших ангелов: тем внушает желание «взойти на небо и сразиться с богами», этим – сойти на землю, чтобы поднять ее на небо и сразиться с Богом: та же «дерзость», тот же бунт – в войне атлантов и в любви андрогинов-ангелов, в Эрисе и в Эросе.
XIV
«Зевс, собрав богов... сказал им так» – это в «Критии»; «Зевс после долгого совещания с богами, сказал им так» – это в «Пире». Те же слова, тот же смысл в обоих мифах, об атлантах и андрогинах. Кажется, ясно, что это не два мифа, а один – в двух разных порядках, и можно только удивляться, что этого не видит сам Платон. А может быть, и видит, но скрывает от нас, непосвященных, и даже от самого себя эту слишком святую и страшную тайну Конца: если бы увидел ее, умер бы от страха, не дописав «Пира», как, действительно, умер, не дописав «Атлантиды».
XV
Страшно Платону, страшно и нам. Сколько бы ни успокаивал, ни уверял нас «божественный учитель», Сократ, что любовь «уранистов», «небесников» (несколько смешное, но глубокое слово), в самом деле, «небесная», потому что ищет «не столько тела, сколько души» (но и
«Бредом пьяных» назвал Аристотель все учение Платона об Эросе, так же ничего не поняв в нем, как в «Атлантиде». Нет, страшно то, что если это и «бред», то не пьяных, а трезвых; страшно невозмутимое спокойствие, чистая совесть, с которыми все это говорят и слушают лучшие люди и ученики «лучшего из людей» – Сократа. В голову никому из них не приходит, что святою может быть не однополая, «небесная» любовь, а земная, двуполая; женщиной даже не гнушаются они, а просто не видят ее, как солнца не видят безглазые рыбы глубин; солнце дневное не греет их – греет солнце – луна, как русалок, Океанид, дочерей подводного царства, где погребена Атлантида.
Только сравнивая их чувства с нашими, мы начинаем понимать, как изменился в христианстве самый состав религиозного воздуха. Может быть, наш новый Содом хуже древнего, но он уже не тот.
XVI
Страшно говорить о тайне божественного Эроса, в наши содомские дни; но без нее ничего не поймешь в Европе-Содоме, даже тучи, нависшей над ним и готовой разразиться огненно-серым дождем, не увидишь.
Тайна божественного Эроса, скрытая в древних мистериях – может быть, наследие второго человечества от первого, – открывается нам или откроется когда-нибудь в Божественной Троице. Говоря нашим языком, всегда о Боге слабым и грубым, даже в чистейших молитвах и откровениях невольно- кощунственным, можно сказать: вечно-мужественное – в Отце, вечно-женственное – в Духе Матери («Дух», по-еврейски Ruach – женского рода), а сочетание этих двух начал – в Сыне: церковь, Тело Христово, – Невеста, а сам Христос – Жених; это и значит: два начала в Нем – вечно-женственное и вечно- мужественное.
Дьявол, «обезьяна Бога», подражает ему во всем, – и в этом: бог Содома, Андрогин, – искаженный, страшно сказать, в дьявольском зеркале, Сын. Древние это могли не видеть, – мы не можем. Вот почему новый Содом хуже древнего: «...и ты, Капернаум, до неба вознесшийся, до ада низвергнешься».
XVII
Три Ангела посетили Авраама у дуба Мамврийского: Ангел Отца, Эль-Элиона, Ангел Сына, Эль- Шаддая, и Ангел Духа-Матери, Эль-Руаха (Быт. 18, I. – Delitzsch, Genesis, 331, s. s. – H. Gressmann, Mose und seine Zeit, 1913, p. 55; 426). Первый остался с Авраамом, а второй и третий пошли к Лоту в Содом. Ночью, «все городские жители, Содомляне, от молодого до старого, весь народ со всех концов города, окружили дом и вызвали Лота, и говорили ему: где люди, пришедшие к тебе на ночь? выведи их к нам; мы познаем их».
Вот лунная ночь Содома, благоуханная или смрадная, смотря по вкусу. К мужеженской прелести ангелов воспылали неземною любовью «небесники», уранисты. Это ли «божественный Эрос» Платона-Сократа?
«И очень приступили к Лоту, и подошли, чтобы выломать дверь. Тогда мужи те (здесь, может быть, содомлянам ангел Духа-Матери кажется Мужем, а гоморрянкам ангел Сына, Жениха, – Невестою) простерли руки свои и ввели Лота к себе в дом, а дверь дома заперли. А людей, бывших при входе, поразили слепотою, от малого до большого, так что они измучились, искав входа».
Тою же слепотой поражены до сего дня гости Платонова «Пира» – все неисчислимое, как песок морской, вездесущее племя содомлян: ищут входа в брачный чертог и находят «злую яму».
«Солнце взошло... и пролил Господь на Содом и Гоморру дождем серу и огонь с неба. И ниспроверг города сии... И встал Авраам рано утром... и посмотрел к Содому и Гоморре... и увидел: вот, дым подымается от земли, как дым из печи» (Быт. 19, 1–28).
– «Я мог бы наполнить багровыми клубами дыма мир, и сгорело бы все», – говорит, в наши дни, демон Содома, в «первом явлении Женомужчин». – «И дым мучений их будет восходить во веки веков», – скажет Ангел Апокалипсиса.
XVIII
«За что казнил Господь Содомлян?» – спрашивает Талмуд и отвечает: вечный мир и согласие царили у них, земля их была плодородна, стада многочисленны, и были они всеблаженны и всепрекрасны, но так пресытились этим блаженством, что забыли Бога; за это Он их и казнил (В. Розанов. В соседстве Содома, 1914, с. 12).
Здесь Талмуд как будто повторяет Платона: «Будучи уже не в силах вынести того, что имели, развратились они (атланты)... И, слепые, почитали себя всеблаженными и всепрекрасными, в то время как пресытились они неправедным богатством и могуществом». – «И Зевс решил их казнить». Это и значит: Атлантида – Содом; тот же грех – та же казнь.
XIX
«Лот возвел очи свои и увидел всю долину Иорданскую, что она, прежде нежели истребил Господь Содом и Гоморру, вся орошалась водою, как сад Господен», земной рай (L. Schneller. Kennst du das Land? 1925, p. 346–347). Раем земным была и Атлантида, Остров Блаженных.
Мертвая, у Мертвого моря, земля так доныне опустошена, бесплодна, проклята, пропитана нефтью, солью, селитрою и серою, так похожа на ад, как ни одна земля в мире; котловина глубокая – ведьмин котел с ядовитым сгустком на дне – морем синим, как синий купорос. Но радужно-светящиеся горы Галаада и Моава все еще кажутся райскими; райскою свежестью дышит из горных ущелий, по вечерним и утренним зорям, благоухание лавророзовых кустов, и бальзамных вересков сквозь смрадную серу и нефть, как воспоминание рая в аду.
Нынешние бедуины-пастухи сохранили память о Содоме и Гоморре в именах двух гор, Уздом-Гамура (Usdom-Gamura). В очень ясные, как бы райские, зимние утра, на восходе солнца, воды Мертвого моря, металлически-тяжелые, густые, купоросно-синие, легчают, яснеют, прозрачнеют, так что можно видеть, говорят пастухи, подводное чудо на дне – два затонувших города, окруженных райскими садами и рощами; оба из белого мрамора и золота, такого великолепия, какого не было, нет и не будет никогда на земле (L. Schneller. Kennst du das Land? 1925, p. 346–347).
XX
Атлантида на западе, Содом на востоке, – два крайних звена одной цепи, а между ними – Европа. Или, в другом порядке: от Ермона, куда нисходили падшие ангелы, святые воды Иордана текут в Мертвое море, а посередине выходит из вод крещения Спаситель мира, еще или уже Неизвестный.
XXI
Гибель великих цивилизаций от войны и разврата – общее место всемирной истории – только здесь в мифе-мистерии об Атлантиде, гибели первого человечества, получает и для второго – необщий, грозный смысл, или, вернее, два смысла. В те дни, так же как в наши, война и разврат делаются небывалыми по качеству, – крайним, кромешным, уже не человеческим, а сатанинским злом Вот первый
