Реформы и реформаторы

место в творчестве русских религиозных философов и публицистов, живших в те годы предчувствием революции.

В произведении Мережковского образ Петра I, по крайней мере на первый взгляд, вполне укладывается в каноническое представление об Антихристе, который «выполняет – судя по священным текстам и по соображениям религиозных мыслителей разных веков – по меньшей мере четыре задания: 1) захват власти и установление деспотии; 2) гонение на христиан – и не просто на христиан, а на христианские смыслы; для этого 3) он создает перверсную идеологию с использованием христианских понятий, наполненных противоположными смыслами; 4) в результате своей победы “в одной, отдельно взятой стране” он идет далее к мировому господству»[68]. Впрочем, в данном случае Антихрист – это фигура не из будущего, а из прошлого. И было бы неверно отождествлять царя Петра с Антихристом, который в принципе не может быть персонифицирован в одном человеке и вовсе не обязательно является носителем языческого начала. Да и царевича Алексея – у Мережковского – человека страдающего, мечущегося и одновременно слабовольного и сомневающегося – вряд ли можно воспринимать как воплощение противостоящего Антихристу христианского начала. Спустя несколько лет после выхода романа, т. е. уже после русской революции 1905 – 1907 гг., в книге «Больная Россия» Мережковский писал об Антихристехаме и трех его лицах, одно из которых – самодержавие. Петр I, царь-реформатор, создавший это самодержавие, может быть, таким образом, интерпретирован как один из ликов Антихриста и его орудие.

Но и тут все не так однозначно. Петр I у Мережковского тоже человек страдающий и испытывающий страшные душевные муки («Простить сына – погубить Россию; казнить его – погубить себя»). На страницах романа тема отца и сына осмысливается автором через библейские образы. И более того, именно решая судьбу собственного сына, царь «как будто в первый раз понял то, о чем слышал с детства и чего никогда не понимал: что значит – Сын и Отец». И не случайно этот эпизод романа заканчивается обращенной к Богу молитвой царя: «Да падет сия кровь на меня, на меня одного! Казни меня, Боже, – помилуй Россию!» Вряд ли это слова Антихриста. На самом деле Петр в романе – разный: и страшный, и жестокий, и бесчеловечный, и одновременно вызывающий сочувствие и уважение. Так, конечно же не случайно, дважды на страницах книги употреблено выражение «сизифов труд»: при описании ужасов гибели тысяч людей на строительстве Петербурга и для обозначения колоссальной работы царя по преобразованию России. В сущности, с интуицией, присущей настоящему художнику, Мережковский не мог не признать, что как та, так и другая сторона конфликта обладает собственной правдой.

Однако тема Антихриста в романе «Антихрист» хотя и центральная, но, безусловно, не единственная. Другая, не менее важная и вечно актуальная для России тема – это противостояние старого и нового, или, выражаясь языком современной науки, традиции и модернизации, причем аспект, в котором Мережковский рассматривает эту проблему, – именно цена реформ. Роман исторически весьма точен: текст свидетельствует о том, что автор тщательно изучил доступные в то время документальные публикации, в том числе, конечно, публикацию Н. Г. Устрялова. Слова, которые он вложил в уста своих героев, это в значительной мере цитаты из документов XVIII в. В романе практически нет исторических ошибок или неточностей, а те, что мог бы обнаружить дотошный историк, не имеют принципиального значения для главного – понимания исторической эпохи в той ее интерпретации, которая предлагается читателю.

То, в какой степени автор исторического романа имеет право на художественный вымысел, всегда было предметом споров историков и литературоведов. Долгое время исследователям, воспитанным на традициях позитивизма, казалось, что они точно знают, как «было на самом деле», и потому всякое отступление от «исторической правды» воспринималось учеными крайне болезненно.

Между тем историки давно уже поняли, что изучают не прошлое как таковое, а лишь прошлое, отраженное в исторических источниках, вне которых никакого знания о прошлом не существует. При этом источники тенденциозны уже по своей природе. И сколь совершенной ни была бы методика установления их достоверности, историк, пропускающий их информацию сквозь призму своего опыта, знаний и навыков, по существу, воссоздает собственный вариант прошлого, а не то, каким оно было «на самом деле». Впрочем, чем совершеннее техника работы с источниками, чем лучше историк знает и чувствует эпоху, о которой пишет, тем точнее, ближе к истине реконструируемая им картина.

Однако в силу особенностей своей профессии историк ограничен в праве на домысел рамками источника. Он может выдвигать гипотезы, но только в пределах того, что дано ему в источнике. У писателя этих ограничений нет. Его задача не в том, чтобы реконструировать прошлое во всех его деталях и подробностях, а в том, чтобы создать его художественный образ, передать смысл исторического события. И если писатель талантлив, если ему удалось почувствовать дух эпохи, понять логику развития исторических событий, то нередко ему удается прозреть в истории то, что скрыто от ученого-историка. Другое дело, что фантазии писателя не должны быть беспочвенны, не должны создавать искаженный, тенденциозный образ прошлого, противоречащий тому, что известно по историческим источникам. Иначе говоря, если историк пишет о том, что, судя по источникам, было, то писатель вправе писать о том, что, судя по источникам, могло бы быть, но у него нет морального права писать о том, чего, судя опять же по источникам, быть не могло.

Как уже говорилось, роман Мережковского «Антихрист» исторически вполне достоверен. И это дает нам возможность, не останавливаясь на разборе отдельных эпизодов романа, сосредоточить внимание на том, что сегодня, в начале XXI в., снова оказалось более чем актуальным, – на русской реформе и ее цене.

* * *

В наши дни слово «реформа» стало в России обиходным и едва ли не самым часто употребляемым. Однако мало кто задумывается над тем, что, собственно, такое реформа, какие бывают реформы и как они осуществляются.

Казалось бы, ответ на вопрос о том, что такое реформа, очевиден: реформа –  это изменение, преобразование в какой-то сфере жизни общества и государства. Однако даже эта короткая и простая формулировка требует комментария. Во-первых, реформа – это всегда то, что касается государства, страны, общества. Сказать о ком-то, что он, к примеру, произвел реформу в своей семейной жизни, можно лишь с иронией. Во-вторых, очевидно, что слова «реформа» и «преобразование» – синонимы. Это хорошо видно, если сравнить их, например, с английскими эквивалентами. В английском языке «реформа» – это «reform», т. е. совершенно идентичное слово, имеющее латинское происхождение и означающее «изменение формы», а «преобразование» – это «transformation», т. е. чисто английская лексема, но имеющая тот же корень и значение. Впрочем, языковеды полагают, что слово «преобразование» по своему значению достаточно нейтрально, в то время как слово «реформа» имеет позитивный смысл, т. е. обозначает нечто положительное.

Действительно, реформа всегда является реакцией на какое-то неблагополучие, на неудовлетворенность положением дел в какой-то сфере и отражает желание это положение улучшить, усовершенствовать. Таким образом, изначально реформа предполагает благие намерения, хотя очевидно, что результат может быть и обратный. Если негативные последствия реформы имеют длительное воздействие на общество, то может измениться и восприятие самого слова «реформа». Именно это и случилось в русском языке в 90-е годы XX в.

В данном нами определении понятия «реформа» есть слово «изменение». Между тем понятно, что всякое общество, страна, государство – это живой организм, который не может находиться в неизменном состоянии. Напротив, этот организм постоянно развивается, меняется, независимо от того, проводятся или нет какие-либо реформы. Значит, развитие, изменение – это естественное состояние всякого общества. Соответственно, реформа – это сознательное, целенаправленное изменение, являющееся результатом вмешательства человека в естественный процесс развития. Темпы изменений, происходящих естественным путем, могут быть различны и зависят от характера общества. Но в определенный момент они могут оказаться недостаточными, и именно тогда неблагополучие становится особенно заметным и требуется вмешательство человека, пытающегося улучшить положение посредством проведения реформы.

Но кто является тем человеком, который вмешивается в естественный процесс развития, т. е. кто осуществляет реформу? На первый взгляд ответ и на этот вопрос весьма прост: реформа всегда разрабатывается, планируется и проводится сверху, т. е. людьми, находящимися у власти. Однако на