— Проедем немножко, чтобы доставить им удовольствие.
— Проедем, — согласился полковник, — теперь ведь лето и вечер.
— Поедем вперед, господин полковник? — спросил Пелтола.
— В машине какая-нибудь неисправность?
— Нет, господин полковник.
— Отчего же тогда не поехать, — сказал полковник.
— Он спросил, поедем ли мы вперед, — напомнила ему жена. Они всегда говорят за солдата.
— Я это слышал, конечно, — сказал полковник.
— Куда я свои ботинки девала, не под передним сиденьем? — спросила жена. Она хотела отвлечь мужа. Она опасалась возникновения военной ситуации.
— Здесь нет, госпожа бросила их на берег, — сказал Пелтола.
— Как?
Пелтола не решился повторить фразу. Она звучала жутковато уже и в первый раз. Супруга полковника не станет делать ничего подобного, она не будет швырять ботинки на берег. Она может разве что смотреть на берег и прогуливаться там. Пелтола поехал медленно и осторожно. Это ошибочное представление: когда едешь медленно, едешь беспечно.
— Побыстрей! — попросил сидящий рядом старший мальчик.
Пелтола прибавил скорость.
— Еще быстрей! — потребовал мальчик.
Но Пелтола сбавил скорость. Они были в низине и поднимались на горку, где почта. В помещении почты был свет. Почтовый служащий читал письмо сквозь конверт, держа его против лампы. Услышав шум машины, он принялся обмахивать письмом побагровевшее лицо.
— Не забывай писать, — напомнила супруга полковника.
— Я пишу каждый день.
— Нам.
— Вам.
— Не посылай открыток, их прочитывают,
— Не пошлю.
— Снег! — сказал мальчик постарше.
В свете фар зелень казалась белой.
— Где? — спросила мать.
— В Гренландии, — отозвался полковник.
Мальчики начали колотить ногами. Что? Дверь машины.
— Дверь заперта? — спросил полковник.
— Так точно, господин полковник.
— Как вы попадете обратно? — спросил полковник.
— Откуда, господин полковник? — спросил Пелтола.
— Выньте затычки из ушей, я не вас спрашиваю.
Пелтола снизил скорость. Свет фар скользил то по верхушкам берез, то по сторонам дороги. Фары освещали все, кроме дороги.
— Не довольно ли? — спросил полковник.
— Довольно, — согласилась госпожа.
— Нет, нет, не довольно! — в один голос отозвались сыновья.
— Хватит уже, — помедлив, сказала дочка. Она воспользовалась длинной паузой, чтобы голос ее был услышан.
— Киса, — пробормотал младший.
— Ужас какой, остановимся немедленно, — сказала госпожа.
— Что случилось? — спросил полковник.
— Он хочет пи?сать, — пояснила жена.
Пелтола остановил. Она вышла из машины и стала дергать переднюю дверь. Пелтола просунул руку между мальчиками и открыл ее. На его запястье нацарапали гвоздем кошку, и что-то мокрое попало ему на руку.
— Выходи.
— Надо слушаться маму, — сказал полковник, — мать у нас — генерал-майор.
— Он не сказал «пи?сать», он сказал «киса», — объяснил старший мальчик.
— Безразлично, что он сказал.
— Не употребляй эти методы Аушвица[9], — сказал полковник.
— Как тут взяться, — сказала госпожа, — не могу закрыть эту дверь. Они руки прищемят.
— Давайте вы, — приказал полковник Пелтоле.
Пелтола вылез и обошел машину спереди. Он подтолкнул правой рукой мальчиков подальше, а левой закрыл дверь. Он вернулся на место, захлопнул дверь, и они поехали. Были сумерки, березы казались перевернутыми вершинами вниз.
Пелтола не узнавал дороги, по которой недавно ехал сюда. Это была другая дорога. Все спуски с пригорков были теперь подъемами, подъемы — спусками, и там, где дорога поворачивала налево, теперь свертывала вправо, и наоборот. Он ехал как в зеркале. У баньки было достаточно времени, чтобы докатиться туда, куда нужно, если такое вообще может когда-нибудь добраться до места. Он настолько сомневался в этом, что если б на дороге начали попадаться бревна, это не испугало бы его. Свет фар вырывал из тьмы неожиданности, проникая то туда, то сюда, как будто кто-то брел во мраке леса с карманным фонариком и искал ключи. «Это не кончится никогда», — думал Пелтола.
— Пи?сать хочу! — запросился младший. Столько времени прошло, пока он осознал это. Пелтола остановил машину. Мать вышла и открыла дверь с той стороны, где сидели мальчики.
— Дверь-то не на запоре, — заметил полковник.
— И ты пойдешь? — спросила мать старшего.
Она отвела сыновей в сторону, примерно на метр от машины, приказала: «Писайте туда», и заботливо повернула их обеими руками за плечи.
— И нет, — сказал старший, — там, на свету. '
Им хотелось увидеть струю в свете автомобильных фар. Мальчики вернулись к машине, каждый к своей фаре, и стали мочиться.
— Ужасные, — сказала девочка и закрыла глаза, — разве они не ужасные?
— Господа так не делают, — укорил полковник. — Подумайте, что, если бы Маннергейм повел себя так?
Мальчишки обмочили фары, уж это они сообразят!
— Ну, теперь в машину, — распорядилась мать.
Мальчики влезли. Она сама закрыла дверцу — так она расхрабрилась. Потом села на свое место и прислонилась к полковнику.
— Идиллично, — сказала госпожа.
— Думал то же самое, — пробормотал полковник.
Свет в машине стал ярче. Младший сын уснул сидя.
Старший тер глаза. Девочка была ни то ни се. Госпожа засмеялась и почесала свои голени.
— Холодно? — спросил полковник.
— Муравей пробежал по ноге.
— Не может быть. В машине нет муравьев.
— А как муравей пробежал по ноге Петри! Вот он перепугался тогда! Вбежал и орет во все горло. Я спросила, что за беда? Он был так потрясен, никак не мог сказать, что случилось. Потом сказал. Муравей перебежал на меня. Мальчик был в совершенной истерике. Так испугался крошечного муравья, подумай только!
— Потому ты и смеялась? — спросил полковник.
— Разве я смеялась? Не начинай сейчас опять.
Они были посередине деревни, у кирки. Мороженщица ушла, но оставила тележку у дороги. Возле
