— Нет. Ну и что?
— Ничего. Я только спросил.
— Ваша знакомая?
— Отдаленно.
— Нет, не слыхал.
— Она работала в деревне, в лавке у кирки.
— Не знаю. Уборщица в деревенской лавке?
— Так мне сказали.
— Не знаю.
— А где дача полковника Силтанена?
— Чья?
— Полковника Силтанена.
Приходилось повторять один и тот же вопрос дважды, поскольку парень соображал медленно.
— А-а, знаю, у него здесь дача.
— Где именно?
— Не знаю. Я его туда не сопровождал. Совсем новая дача?
— Не могу вам сказать.
— Тогда я тоже не знаю, — сказал парень.
— А он не был здесь сегодня вечером? Не видели?
— Нет.
Пелтола перешел вытирать машину с другой стороны и рассмотрел парня получше. И увидел, что он моложе и ниже ростом, чем казался раньше. Он был страшно тощий, на мизинцах ногти покрыты красным лаком — знак, что у него есть милая. Если на мизинцах обеих рук покрашены ногти, отношения еще только начинаются, это всего лишь игра.
— Пена-а! — позвала девчонка с крыльца.
— Чего-о?
— Ты еще злишься?
— На кого?
— На меня!
— Нужна ты мне.
— Ма-а-ма, подойди к окну! — крикнула девчонка.
— Иди-ка и поплачь за киоском.
— Не плачется.
— Ну так и не ходи.
— Лииса придет к нам завтра.
— Что она у вас делает?
— Не скажу? — молвила девчонка обычным голосом, который подзадоривал.
— Будете стирать, я знаю.
— И нет.
— Будете.
— Лииса рассказала?
— Твоя мать.
— Где ты ее видел?
— Приходила в мастерскую рассказать мне.
— Брось ты... — сказала девчонка в сторону.
— Я принесу вам свой халат, выстирайте и его.
— Принеси-ка.
— А не принесу...
— Конечно, Лииса его выстирает.
— А что ты ей сделаешь?
— Ах, какой дурак, — пробормотала она очень сердито.
— Кто я такой? — прокричал мальчишка.
— Умник.
— Ты это заметила? Ты не совсем дура.
— Дура я.
— Не начинай опять.
— Чего?
— Туула, задай ей небольшую трепку!
— Неохота! — крикнула Туула. У нее были густые белые волосы, подстриженные челкой до глаз. Затылок был подбрит. Челка падала на глаза, волосы мешали, и она все время поправляла их.
— Эта черненькая — твое сено? — спросил Пелтола. Парень зашел слишком далеко в своих попутных разговорах, он потерял весь свой блеск, и поскольку был с ней на ты, чувствовалось, что он обнимает ее и дует на волосы, приговаривая: «На горке всегда продувает».
— Дьявол, — сказал парень, — она никому не сено.
— Прости, — сказал Пелтола. — Я не должен был так говорить. У меня не было цели оскорбить.
— Кого?
— Она еще девчушка, — пояснил Пелтола.
— Как понимать?
— Мала годами.
— Сколько дашь, если сосватаю ее тебе?
— Я этого не имел в виду.
— А что ж ты имел в виду?
— Решительно ничего. Вы из здешних мест?
— Да-а, мой дом вот здесь, — парень пальцем очертил небольшой кружок в воздухе.
— Живете в деревне, где кирка?
— С чего догадался?
— А есть ли здесь другие места?
— В нашей мастерской по крайней мере тысяча и два места для колес, но мне-то придется рвать когти. Я бы охотно не делал этого.
Он казался слабаком, но среди таких есть крепыши посильнее, чем среди старообразных, у которых мышцы тают, когда случается здороваться за руку дважды с одним и тем же человеком.
Пелтола протирал ветровое стекло.
— Без воды? — осведомился парень.
— У меня нет.
— Ее сколько угодно поблизости.
— Я заметил, конечно.
Парень говорил сам с собой; беря верх, они так говорят всегда. Пелтола отложил тряпку и пошел к киоску. Собеседник хихикнул вслед. Пелтола повернулся и посмотрел на него, пробуя искромсать его взглядом.
— Это только мои дыхательные мышцы шевельнулись, — понятливо отозвался парень.
— Хочу пить, — сказал Пелтола. Это был камешек, подложенный им под колесо, но камешек был так мал, что его и пальцами не достать из земли.
Черноволосая девчонка сидела, как отдыхающая спортсменка: нога на колене, руки свисают за перила, голова назад, подбородок вверх. Она смотрела ввысь и все поднимала и поднимала подбородок, пока он не оказался так высоко, что она уже не могла разглядеть ничего вокруг. Она очнулась и, чтобы вернуться домой, на землю, переменила позу, стала разглядывать запястье. Сидящие рядом были начеку, они подтянули ноги под скамейку и убрали руки за спину. За окошком киоска была десятилетняя девочка. В здешних местах принимали малолетних на ночные работы. Девочка сидела на низенькой скамейке или стояла на коленках, пол-лица было ниже стойки.
