научился и прожил два года, не заметив этого.
— Мне хочется, чтобы вы нашли себе какое-нибудь занятие; мне хочется, чтобы вы увлеклись чем- нибудь полезным, праздность не доведет вас до добра.
— Откровенно говоря, сударыня, путешествия все-таки пошли мне на пользу: ничего не делая, я не совсем бездельничал. Смотря на прекрасные вещи, не скучаешь, а стоит мне соскучиться, и я могу наделать уйму глупостей. Право, я немного остепенился и даже позабыл о некоторых способах сорить деньгами. Бедная тетушка уплатила все мои долги, больше я долгов не делал и делать не собираюсь. На холостяцкую жизнь денег мне достанет. А так как я не собираюсь казаться богаче, чем на самом деле, то и решил отказаться от былых сумасбродств. Вы улыбаетесь? Вы не верите моей перемене к лучшему? Вам нужны доказательства? Так узнайте же о моем хорошем поступке! Сегодня Фамен, тот приятель, что приглашал меня на обед, предложил мне купить у него лошадь. Пять тысяч франков… Великолепное животное! Первым моим побуждением было приобрести ее, потом я подумал, что недостаточно богат, чтобы выложить ради прихоти целых пять тысяч. Буду, как и прежде, ходить пешком.
— Прекрасно, Макс! Знаете, что вам еще надо сделать, дабы идти, не сворачивая, по той же доброй стезе? Вам надо жениться.
— Жениться?.. Почему бы нет?.. Но кто пойдет за меня? Я не вправе быть разборчивым, а между тем мне хотелось бы встретить женщину… Увы, нет больше женщин, которые могли бы мне подойти…
Госпожа де Пьен слегка покраснела; не замечая этого, он продолжал:
— Встретить такую женщину, которой бы я понравился… Но, видите ли, этого было бы, пожалуй, достаточно, чтобы она не понравилась мне.
— Почему? Что за вздор!
— Ведь говорит же где-то Отелло[25], желая, видимо, оправдаться в том, что подозревает Дездемону: «У этой женщины, должно быть, странный ум и извращенный вкус, если она выбрала меня, такого черного!» Не могу разве и я сказать: у женщины, которой я понравлюсь, голова, верно, будет не в порядке?
— Вы и так были достаточно беспутны, Макс, а потому нет нужды притворяться, будто вы хуже, чем вы есть. Остерегайтесь дурно говорить о себе, не то вам могут поверить на слово… Я же убеждена в том, что стоит вам не только полюбить женщину, но и почувствовать к ней глубокое уважение… и вы будете в ее глазах…
Госпожа де Пьен запнулась, и Макс, взиравший на нее пристально и с крайним любопытством, даже не попытался подсказать ей конец неудачно начатой фразы.
— Вы хотите сказать, — молвил он после некоторого молчания, — что стоит мне серьезно влюбиться, и меня тоже полюбят, ибо тогда я окажусь достойным любви?
— Да, в таком случае вы заслужите ответное чувство.
— Увы, если было бы достаточно полюбить, чтобы и вас полюбили… То, что вы говорите, сударыня, не слишком согласно с истиной. Впрочем, найдите мне отважную женщину, и я женюсь… если только она будет не слишком безобразна. Я еще не настолько стар, чтобы не увлечься. За остальное вы не отвечаете.
— Откуда вы прибыли теперь? — с серьезным видом перебила его г-жа де Пьен.
Макс весьма лаконично поведал ей о своих путешествиях, однако постарался доказать, что не был тем туристом, о котором греки говорят: «Чемоданом уехал, чемоданом приехал» [26]. Его краткие наблюдения изобличали острый ум, не довольствующийся ходячими мнениями, и образованность более глубокую, нежели он хотел показать. Вскоре он откланялся, заметив, что г-жа де Пьен поглядывает на часы, и обещал ей, не без заминки, побывать вечером у г-жи Дарсене.
Однако он не приехал туда, и г-жа де Пьен была этим слегка раздосадована. Зато он явился к ней на следующий день утром, чтобы попросить прощения, сославшись на усталость с дороги, вынудившую его остаться дома; но оправдывался он, опустив глаза и таким неуверенным тоном, что и без уменья г-жи де Пьен читать чужие мысли его притворство бросалось в глаза. Когда он с трудом закончил свою речь, г-жа де Пьен молча погрозила ему пальцем.
— Вы не верите мне? — спросил он.
— Нет. К счастью, вы еще не научились лгать. Вы не были вчера у госпожи Дарсене не потому, что устали и вам хотелось отдохнуть. Вы провели вечер не дома.
— Да, — ответил Макс, силясь улыбнуться, — вы правы. Я обедал в «Роше-де-Канкаль» с теми бездельниками, о которых говорил вам, потом поехал на чай к Фамену. Приятели не захотели отпустить меня, потом я играл.
— И, конечно, проиграли.
— Нет, выиграл.
— Тем хуже. Я предпочла бы, чтобы вы проиграли, в особенности, если бы это навсегда отвратило вас от сколь глупой, столь и мерзкой привычки.
Она склонилась над рукодельем и принялась за работу с нарочитым усердием.
— Много ли было гостей у госпожи Дарсене? — робко спросил Макс.
— Нет, народу было мало.
— А из барышень на выданье?
— Никого.
— Я все же рассчитываю на вас. Помните о своем обещании?
— У нас еще есть время подумать об этом.
В тоне г-жи де Пьен чувствовалась несвойственная ей сухость и принужденность.
Помолчав, Макс проговорил смиренно:
— Вы недовольны мной? Почему бы вам не отругать меня хорошенько, как это делала моя тетушка, а затем простить? Послушайте, хотите, я дам вам слово никогда больше не играть?
— Когда даешь обещание, надо быть в силах выполнить его.
— Обещание, данное вам, я выполню: у меня достанет на это и воли и выдержки.
— Хорошо, Макс, я согласна, — сказала она, протягивая ему руку.
— Я выиграл тысячу сто франков, — проговорил он, — хотите, я пожертвую их в пользу ваших бедных? Трудно было бы найти лучшее применение столь дурно приобретенным деньгам.
Госпожа де Пьен призадумалась.
— Почему бы нет? — заметила она вслух, как бы обращаясь к самой себе. — Надеюсь, Макс, вы запомните этот урок. Я запишу, что получила от вас тысячу сто франков.
— Тетушка говорила, бывало, что лучший способ не делать долгов — это всегда платить наличными.
С этими словами Макс вынул бумажник, чтобы достать деньги. В приоткрытом бумажнике г-жа де Пьен заметила чей-то женский портрет. Макс перехватил ее взгляд, покраснел, поспешно закрыл бумажник и вручил ей деньги.
— Мне хотелось бы взглянуть на ваш бумажник… если это возможно, — промолвила она с лукавой улыбкой.
Макс окончательно смешался; он что-то невнятно пробормотал и постарался отвлечь внимание г-жи де Пьен.
Она было подумала, что Макс носит с собой портрет какой-нибудь красавицы итальянки; но явное смущение Макса и общий вид миниатюры — это все, что она успела увидеть, — навели ее на другое подозрение. Несколько лет тому назад она подарила свой портрет г-же Обре, и ей пришло в голову, что, как наследник покойной, Макс счел себя вправе присвоить его. Это показалось ей верхом бестактности. Однако сперва она ничем не выдала себя и лишь тогда, когда де Салиньи собрался откланяться, попросила:
— Кстати, у вашей тетушки был мой портрет, мне очень хотелось бы еще раз взглянуть на него.
— Не знаю… что за портрет?.. Какой портрет? — неуверенно спросил Макс.
На этот раз г-жа де Пьен решила не замечать, что он лжет.
— Поищите его, — сказала она как можно естественнее. — Вы доставите мне удовольствие.
Если бы не случай с портретом, она была бы вполне довольна покорностью Макса, ибо вознамерилась спасти еще одну заблудшую овцу.
Макс нашел миниатюру и принес ее на следующий день с видом, довольно равнодушным. Он заметил,
