Дева и цыган

— Как-как? Простите, я немного глуховата.

Старуха протянула смущенному молодому человеку руку и вперилась в него невидящими глазами.

— Сдается мне, вы не из нашего прихода, — заметила она.

— Нет, я из Диннингтона, — прокричал Лео.

— Завтpa мы собираемся на пикник к мысу Бонсалл. У Лео машина. Как-нибудь все втиснемся, — вполголоса сказала Элла.

— К мысу Бонсалл? — встрепенулась бабушка.

— Да!

Все примолкли.

— Вы, кажется, упомянули, что едете на машине?

— Да, у господина О'Скопилли своя машина.

— Надеюсь, он опытный водитель. Дорога очень опасна.

— Он очень опытный водитель. Не очень опытный, говорите?

— Очень, очень опытный!

— Раз вы едете на мыс Бонсалл, я, пожалуй, пошлю с вами письмо для леди Чванинг.

В разговоре при гостях бабушка всякий раз упоминала эту злополучную леди Чванинг.

— Мы поедем другой дорогой! — не выдержав, крикнула Иветта.

— Какой же? Вам нужно ехать через Хинор.

Молодые люди сидели словно чучела — как потом сказал Боб, — уставились на старуху и лишь смущенно ерзали.

Вошла тетя Цецилия, следом служанка с чаем и сластями: непременным и нескончаемым (купленным давным-давно) бисквитом и блюдом со свежими пирожными. Никак тетя специально посылала за ними к булочнику.

— Матушка, чай подали!

Вцепившись в ручки кресла, старуха грузно поднялась. Все почтительно встали, ожидая, пока бабушка, опершись на руку тети Цецилии, прошествует к своему месту за столом.

В разгар чаепития из города с работы вернулась Лю­силь. Измученная, с черными кругами под глазами. Уви­дев гостей, она даже вскрикнула от радости.

Когда оживление за столом угасло, вновь наступила неловкая пауза. Бабушка спросила:

— Мне кажется, Люсиль, прежде я не слышала от тебя о господине О'Скопилли?

— Не помню, — бросила та.

— Право же, ты мне о нем не говорила. Фамилию эту я слышу впервые.

Тем временем Иветта беспечною рукой взяла с по­чти опустевшего блюда второе пирожное. Тетю Цеци­лию это взбесило: какая бестактность, какое неуваже­ние к гостям! И зеленым пламенем заполыхала в душе злоба. Тетя взяла со своей тарелочки пирожное, кото­рым собиралась было полакомиться сама, и с ядовито-приторной вежливостью протянула его Иветте.

— Не съешь ли заодно и мое?

— Спасибо! — рассеянно бросила раздосадованная девушка и все с тем же напускным безразличием надку­сила тетино пирожное. Но тут же, будто спохватившись, добавила: — А вам и вправду не хочется?

Теперь у нее на тарелочке красовались два пирожных. Люсиль побледнела как смерть и склонилась над чаш­кой. Тетя же позеленела от злобы, но внешне являла пол­ное смирение. И в разгар этого предгрозового затишья грузно восседавшая на своем троне бабушка, не чуя об­щего настроения, изрекла:

— Коли завтра ты, Люсиль, едешь на машине к мысу Бонсалл, захвати от меня письмецо к леди Чванинг.

Люсиль лишь вздохнула и искоса укоризненно взгля­нула на слепую старуху. Леди Чванинг — глава семейства, жившего на мысе Короля Карла, — всякий раз упоминалась бабушкой в угоду гостям.

— Хорошо, непременно передам.

— На прошлой неделе она мне так услужила — прислала со своим шофером сборник кроссвордов.

— Но ведь вы ее уже поблагодарили! — воскликнула Иветта.

— Я бы хотела послать ей записку.

— Так можно почтой! — не выдержала и Люсиль.

— Нет, нет, я хочу передать ее с тобой. В прошлый раз леди Чванинг навещала меня и…

Словно стая глупых мальков, пораскрывали рты молодые гости, а бабушка все говорила и говорила о леди Чванинг. Тетя Цецилия сидела молча. Девушки знали наверное: ее сводит с ума, лишает чувств и сил недавняя стычка. А может, бедняжка молилась.

К великому облегчению девушек, гости скоро ушли. Как намучились сестры за этот вечер. Тогда-то и приметила Иветта в старухе, на первый взгляд казавшейся воплощением материнства, жесткую и неуемную волю к власти. Бабушка глубоко вдавилась большим своим телом в кресло; красное одутловатое лицо, испещренное старческими крапинами, неподвижно; кажется, бабушка дремлет, но запечатлелось на бесстрастном, словно маска, лице что-то непоколебимое и беспощадное. Даже в покое проявлялась ее чудовищная деспотичность. Откроет бабушка глаза, пожует губами и начнет выспрашивать все до мелочей о Лeo О'Скопилли. Пока же она в полузабытьи, в старушечьих грезах. Но вот она заговорит, пробудится ее мысль, ненасытное любопытство к чужой жизни, и посыплются нескончаемые вопросы. Иветте вспоминалась старая жаба: та сидела на летке улья, и, как только появлялась пчела, жаба с непостижимой быстротой заглатывала ее. Иветта как зачарованная смотрела на жабу. Неужто весь пчелиный рой окажется в этом кожистом чреве, похожем на тугой кошелек? И так из года в год пожирала гадина одно поколение пчел за другим, и не суждено им было расправить крылышки и познать прелесть весны. Иветта позвала садовника, тот прибежал, разъярился и убил жабу камнем.

— Ишь, тварь поганая, полакомиться захотелось? Этак ты нас и вовсе без пчел оставишь!

3

Следующий день выдался серый и унылый, дороги развезло — недели две лил беспросветный дождь, — однако молодежь все-таки отправилась на мыс Бонсалл. Бабушкину записку они, конечно же, не взяли. Пока старуха взбиралась по лестнице после завтрака, внучки с друзьями незаметно выскользнули на улицу. Ни за что на свете не поедут они к этой леди Чванинг! Не ведала, не гадала безобидная вдова мелкого дворянина-врача, что станет ненавистной для молодежи.

Шестеро юных мятежников весело катили по дороге, из-под колес во все стороны летела грязь. Читалась однако, на молодых лицах и какая-то озабоченность. В конце концов, какие они мятежники! Родители отпустили их на волю, предоставили самим себе, и нет никаких преград, запретов, запоров. Ключи от их судеб в их собственных руках. Но что с ними делать — вот забота!

Ломать тюремные решетки куда легче, чем открывать двери в неведомое, — вот к какому огорчительному выводу пришли молодые люди. Взять хотя бы бабушку. Не прикажешь ведь несчастной старушке: «Ложись и помирай!» Безусловно, она всем в тягость, но она не чинит зла. И поэтому и ненавидеть ее просто подло.

Итак, молодые люди отправились на пикник, и на­строение старались поддерживать самое развеселое. Вольны делать все, что придет в голову! Но в голову, конеч­но, ничего не приходило. Они сидели в машине и пере­мывали косточки соседям, да еще парни пытались не­уклюже заигрывать с девушками. Удавиться от такого веселья! Вот бы им что запретили, а они возьми да ослу­шайся. Так нет же, отказались везти записку — и все ос­лушание. Да и то настоятель их в душе, наверное, и ко­рить бы не стал. Не очень-то привечал он семейство леди Чванинг.

Проезжая угрюмыми деревушками, они нестройно, перескакивая с одной на другую, запевали новомодные и, как казалось, веселые песенки. В предвечерней тени придорожных дубов и на опушках попадались лани, ко­сули — их словно тянуло к людям.