— Хорошо! — и он похлопал меня по плечу.
Стоявшие около меня молодые люди вернулись на свои места. Оберштурмфюрер круто повернулся к Фредди.
— Приготовь для него временный билет!
Щелочки глаз оберштурмфюрера сузились, вид у него снова стал заспанный.
— Пока будете кандидатом в нашу партию, а когда мы сочтем нужным, принесете присягу фюреру и станете полноправным членом. У вас есть деньги на форму?
— К сожалению, нет.
— Почему?
— Еще неделю назад я был безработным.
Оберштурмфюрер круто повернулся к окну.
— Отто!
Рыжий юноша подбежал, слегка прихрамывая, и щелкнул каблуками. Его худое, покрытое веснушками лицо расплылось в улыбке.
— Дашь ему форму Генриха.
Отто перестал улыбаться, лицо его приняло серьезное и печальное выражение, и он сказал:
— Форма Генриха будет ему велика.
Оберштурмфюрер пожал плечами.
— Укоротит.
В комнате нависла тишина. Оберштурмфюрер окинул взглядом молодых людей и громко сказал:
— Солдат добровольческого корпуса вправе носить форму Генриха.
Фредди подал ему сложенный вдвое билет. Оберштурмфюрер заглянул в него, снова сложил и протянул мне.
— Пока что продолжай работать на строительной площадке.
Я с радостным чувством отметил, что он обратился ко мне на «ты».
— Оставь свой адрес Отто, он принесет тебе форму Генриха.
Оберштурмфюрер повернулся на каблуках, затем, как бы вспомнив что-то, снова посмотрел на меня.
— У ветерана добровольческого корпуса наверняка есть какое-нибудь оружие?
— Маузер.
— Где ты его прячешь?
— В тюфяке.
Он пожал своими богатырскими плечами.
— Ребячество.
Круто повернувшись к группе молодых людей, он подмигнул им:
— Тюфяки не таят никаких секретов от полиции.
Молодые люди засмеялись. Сам оберштурмфюрер остался невозмутимым. Когда смех прекратился, он продолжал:
— Отто покажет тебе, как надо прятать оружие.
Фредди притронулся к моей руке.
— Можешь положиться на Отто. Он так спрятал свой револьвер, что сам не может найти.
Молодые люди снова прыснули, и на этот раз оберштурмфюрер присоединился к ним. Схватив Фредди за шею, он несколько раз согнул его своей могучей рукой, повторяя по-французски:
— Petite canaille! Petite canaille2
Фредди делал вид, будто хочет высвободиться из его объятий.
— Petite canaille! Petite canaille! — повторил оберштурмфюрер, и лицо его покраснело от натуги.
В конце концов он толкнул Фредди в объятия Отто, так что тот чуть не упал. Молодые люди разразились хохотом.
— Смирно! — крикнул оберштурмфюрер.
Все застыли. Оберштурмфюрер положил руку мне на плечо, лицо его стало серьезным, и он произнес:
— Кандидат СА!
Он сделал паузу, я подтянулся еще.
— Фюрер рассчитывает на твою безграничную преданность!
Я отчеканил:
— Так точно, господин оберштурмфюрер!
Оберштурмфюрер отступил на шаг, поднял правую руку и во весь голос крикнул:
— Хайль Гитлер!
Молодые люди вытянулись в струнку с поднятой рукой и хором громко и раздельно повторили:
— Хайль Гитлер!
Их голоса мощным эхом отдались у меня в груди. Мною овладело чувство глубокого умиротворения. Я нашел свой путь. Он расстилался передо мной, прямой и ясный. Отныне вся моя жизнь, до последней минуты, была подчинена долгу.
Потекли недели, месяцы. Несмотря на тяжелую работу у бетономешалки, несмотря на падение марки и голод, я был счастлив. По вечерам, как только я покидал строительную площадку, я спешил надеть форму и побыстрее добраться до нашего штаба — там для меня начиналась настоящая жизнь.
Борьба с коммунистами не прекращалась. Мы срывали их собрания, а они — наши. Мы брали приступом их помещения, они нападали на нас. Не проходило и недели без схватки. Хотя в общем-то ни мы, ни они не были вооружены, нередко случалось, что во время какой-нибудь потасовки раздавались револьверные выстрелы. Генрих, чью форму я носил, был убит выстрелом прямо в сердце. Пуля прошла навылет, и мне пришлось заштопать на коричневой рубашке две дырки.
Одиннадцатое января стало для нашей партии знаменательной датой. Правительство Пуанкаре оккупировало Рур. Пуанкаре направил в Германию «техническую миссию в составе нескольких инженеров» — миссию, сопровождаемую шестьюдесятью тысячами солдат. Цель этой миссии, по образному выражению, заслужившему у нас популярность, была «чисто мирная». Волна возмущения прокатилась по Германии. Фюрер всегда говорил, что Версальский договор не удовлетворит союзников и рано или поздно они захотят прикончить Германию. События подтверждали его слова. Приток новых членов в национал-социалистскую партию увеличился и в течение месяца достиг рекордной цифры. Финансовая катастрофа, разразившаяся в нашей несчастной стране, привела к еще большему разрастанию нашего движения. Оберштурмфюрер частенько говорил, посмеиваясь: «Если смотреть в корень событий, наша партия должна была бы поставить памятник Пуанкаре».
Вскоре мы узнали, что французские оккупанты столкнулись в Руре со значительно более сильным сопротивлением, чем они ожидали. Саботаж на железных дорогах, по которым в товарных составах увозили во Францию немецкий уголь, принял широкий размах. Взрывали мосты, пускали под откос эшелоны, выводили из строя стрелки. По сравнению с такими героическими делами и связанным с этим риском наши почти ежедневные схватки с коммунистами теряли свою привлекательность. Мы знали, что наша партия, как и другие патриотические группировки, принимала участие в немецком сопротивлении в Руре, и с первых же дней трое из нас — Зиберт, Отто и я — попросились на подпольную работу в зону французской оккупации. Ответ пришел в виде приказа: мы нужны в М. и в М. должны остаться. И снова, как в добровольческом корпусе в В., мне казалось, что я обрастаю мохом в спокойном гарнизоне, а вместо меня сражаются другие.
Мое нетерпение возрастало еще оттого, что, как мне стало известно, бывшие командиры добровольческого корпуса, и в частности Лео Альберт Шлагетер, снискали себе славу в сопротивлении в Руре. Имя Шлагетера обладало волшебным звучанием для ветерана добровольческого корпуса. Ведь он был героем Риги. Дерзость его не знала границ. Он сражался везде, где только можно было сражаться. В Верхней Силезии его трижды окружали поляки, и трижды ему удалось выйти из окружения. В Руре, как мы узнали, он не связывался с такими мелочами, как стр
