– Потому что у меня мозги не набекрень, как у тебя.
– Не в том дело. Просто у тебя не философский склад ума, – продолжал Майа. – А если бы мы были на юге, вот было бы шикарно. Лежали бы себе на песочке и грели бы зад на солнышке.
– И здесь можешь греть.
– Нет, это не то. Здесь даже в хорошую погоду не такой край, чтобы греться на солнышке.
Он снова одним духом осушил кружку. Глаза его заблестели, лицо раскраснелось.
– Нет, – сказал он после паузы, – в этом краю круглый год приходится зад в тепле держать. Печальный край. Вот что такое этот клочок Франции. Печальный край. Даже при солнце.
– Он тебе сейчас таким кажется.
Майа поднял указательный палец.
– Не кажется, а есть. Печальный край. Мерзкий кусок Франции на самом севере. Маленький кусочек Франции, который все время мокнет в воде и садится от стирки.
Он хохотнул и повторил:
– Маленький кусочек Франции, который садится от стирки.
Помолчав немного, он сказал:
– Налей.
– Еще?
– Еще. А о чем это мы с тобой говорили, Александр?
– Говорили о моей жене.
– Ах да, – сказал Майа, – то-то я помню, что о чем-то интересном шла речь. Ну ладно! Рассказывай ты, черт, рассказывай! Скажи еще раз, какая она у тебя хорошенькая!
– Дело в том, – сказал Александр, – что она чертовски хорошенькая, моя жена. Одно только плохо, – добавил он, – она считает, что, когда я дома, я с ней мало говорю. Ей, мол, скучно. А я не знаю, о чем с ней говорить.
– Говори ей о душе, – посоветовал Майа, – женщины обожают, когда говорят о душе, особенно если их в это время по заду гладишь.
– Ты пьян.
– Это с одной-то кружки виски.
– С третьей кружки виски…
– Не может быть! Да на меня такие вещи ничуть не действуют.
– Ты пьян.
– Не пьян я. А просто грущу. Я грущу потому, что я девственник. Я грустная дева.
Дальше он продолжать не мог, до того его душил смех.
– Все равно она чертовски хорошенькая, моя жена, – сказал Александр.
– Вот, вот, – сказал Майа, подымая к небу правую руку, – говори мне о своей жене, Александр! Она брюнетка, твоя жена, а?
Он все еще смеялся, но чувствовал, как в глубине души веселье отступает перед страхом и тоской.
– Да, брюнетка, а глаза синие.
– А плечи красивые?
Александр, стоя у дверей фургона, отрезал тоненький ломтик хлеба.
– Да.
– А спина?
– Тоже.
– А ноги длинные?
– О, черт! – сказал Александр. – Какие же у нее ноги!
Он захлопнул дверцу фургона и подошел к Майа.
– Красиво, когда ноги длинные, по-моему, – сказал он, – сразу чувствуется класс. У моей жены ноги длинные, и поэтому она похожа на лилию.
– У лилии нету ног.
– Я знаю, что говорю. Моя жена похожа на лилию.
– Э, дьявол! Хватит говорить о твоей жене.
– Ну, ладно, – сказал Александр, – съешь-ка это.
– А что это такое?
– Сэндвич, пока ребята не подойдут.
