злобной куклой — должен сказать, что я не удивился бы, услышав вдруг дьявольский смех, вырывающийся из ее слегка улыбающегося рта.
— Я постоял над ней, — продолжал Шелвин, — затем наклонился и поднял ее. «Здесь что-то не так, Тим Шелвин», — сказал я себе. И оглянулся на моего пьяного. Он стоял на прежнем месте, и когда я подошел к нему, сказал: «Ну, что я говорил. Ха! Это она и есть, та самая кукла!» Тогда я сказал ему: «Молодой человек, мой мальчик, что-то тут не так. Ты пойдешь со мной в участок, скажешь лейтенанту все, что ты видел, покажешь ему ноги и все такое».
И он сказал: «Хорошо, но держите эту куклу подальше от меня».
— И мы пошли в участок. Там был лейтенант, сержант и еще пара ребят. Я подошел и положил куклу перед лейтенантом.
— Что это? — спросил он, ухмыльнувшись. — Опять кража ребенка?
— Покажи ему ноги, — сказал я пьяному, вставая.
— Кукла, — ответил пьяный.
Лейтенант посмотрел на него и сел, моргая. Тогда я рассказал ему все с начала до конца. Сержант и ребята при этом хохотали до слез, а лейтенант покраснел и заорал:
«Ты что, дураком меня считаешь, Шелвин?»
— Но, я пересказываю то, что мне рассказал этот парень, — говорю я. — А также то, что видел сам. А вот и кукла.
А он сказал: «Да, самогон силен, но я не думал, что действует так безотказно». Лейтенант поманил меня пальцем и сказал: «Ну-ка, дыхни, я хочу знать, чем ты освежился, стоя на посту».
И тогда я понял, что ничего не докажу, потому что у моего пьяного была с собою фляга и он по дороге угостил меня. Только глоток, но от меня, конечно, пахло.
И лейтенант сказал: «Я так и думал. Убирайся. — А потом он еще орал на пьяного: ты, с трухой под шелковой шляпой, как ты смеешь развращать хорошего офицера и морочить мне голову? Первое ты сделал, но второе тебе не удастся. Посадите его в вытрезвитель и бросьте эту проклятую куклу с ним для компании!»
При этом бедный парень разорался и упал без сознания.
А лейтенант говорит: «Ты, несчастный дурак, веришь в собственное вранье. Приведите его в себя и отпустите». А мне он сказал: «Если бы ты не был таким хорошим парнем, Тим, я бы тебя выгнал за это. Возьми свою дегенеративную куклу и отправляйся домой. Я пошлю на пост замену, а утром приходи трезвым».
— Я сказал ему: «Ладно, но я видел то, что видел». «К черту вас всех», — сказал я смеющимся ребятам. Но они подыхали со смеху. Тогда я взял куклу и ушел.
Шелвин вздохнул и продолжал:
— Я взял куклу домой и рассказал все своей жене Мегги. И что она ответила? «Я думала, что ты бросил пить уже давно, а ты — посмотри на себя! Со всей этой болтовней о куклах, да еще с оскорблением лейтенанта, ты дождешься, что тебя прогонят с работы, а Дженни только что поступила в институт. Ложись спать и проспись хорошенько, а куклу я выкину на помойку».
Но к этому моменту я совсем взбесился, крикнул на нее, взял куклу с собой и ушел. Тут я встретил Мак- Кенна, который, видимо, знает кой-чего. Я рассказал ему все, и он привел меня к вам. А для чего, я не знаю.
— Хотите, я поговорю с лейтенантом? — предложил я.
— А что вы можете ему сказать, — возразил он довольно логично. — Если вы скажете ему, что пьяный был прав и что я тоже видел, как кукла бежала, он подумает, что вы такой же сумасшедший, как и я. А если вы ему докажете, что я не был пьян, меня пошлют в госпиталь. Нет, доктор, очень вам благодарен, но все, что мне остается сделать, это молчать, стараться держать себя с достоинством и не обращать внимания на шутки и насмешки товарищей. Я благодарен вам за то, что вы так терпеливо меня выслушали, теперь я чувствую себя лучше.
Шелвин встал и глубоко вздохнул.
— А что вы думаете обо всем этом? — спросил он с беспокойством.
— Я ничего не могу сказать о пьяном, — сказал я осторожно. — Что касается вас, могло случиться, что кукла давно могла лежать на мостовой, а кошка или собака бежала перед автомобилем. Она убежала, а вы так были заняты куклой, что…
Он перебил меня.
— Ладно, ладно. Этого достаточно. Я оставляю вам куклу в благодарность за диагноз, сэр.
Шелвин распорядился и вышел. Мак-Кенн трясся от беззвучного смеха.
Я взял куклу и положил ее на стол. Глядя в ее маленькое злое лицо, я не чувствовал желания смеяться. По какой-то неясной для меня причине я вынул из стола и вторую куклу и положил ее рядом, затем вынул веревочку со странно завязанными узелками и ее тоже положил между ними.
Мак-Кенн стоял возле меня и смотрел. Я услышал, как он тихо свистнул.
— Где вы ее взяли, док? — он указал на веревочку.
Я рассказал. Он снова свистнул.
— Я уверен, что босс не знал о том, что она у него в кармане. Интересно, кто ее туда положил? Конечно, это карга. Но как?
— О чем ты говоришь? — спросил я.
— Ну как же, ведь это «лестница ведьмы». — Он снова показал на веревочку. — Так ее называют в Мексике. Это колдовская штука. Ведьма кладет ее вам в карман и приобретает над вами…
Он нагнулся над веревочкой.
— Да, это ведьмина лестница — на ней девять узелков, они из женских волос… и в кармане у босса!
Он стоял и глядел на веревочку. Я обратил внимание на то, что он не сделал попытки взять ее в руки.
— Возьми ее и посмотри внимательнее, Мак-Кенн, — сказал я.
— Ну уж нет! — Он сделал шаг назад. — Я вам сказал, док, что это колдовская штука!
Меня все больше раздражал туман суеверия, опутывавший все это дело, и наконец я вышел из себя.
— Слушай, Мак-Кенн, — сказал я сердито, — не пытаешься ли ты, как сказал Шелвин, морочить мне голову? Каждый раз, когда я говорю с тобой, я сталкиваюсь с каким-то грубым выступлением против здравого смысла. Сначала эта кукла в машине, потом Шелвин. А теперь эта лестница ведьмы. К чему ты клонишь? Чего ты хочешь?
Он посмотрел на меня, сощурившись, и слабый румянец появился у него на скулах.
— Все, что я хочу, — сказал он, растягивая слова по-южному, — это увидеть босса на ногах. И добраться до того, что чуть не убил его. А Шелвину вы не верите?
— Нет. И помни все время, что ты был с Рикори рядом, когда его ударили иглой. И не могу не удивляться, как быстро ты нашел Шелвина сегодня.
— И какой вывод?
— Вывод, что пьяный исчез. Вывод, что, возможно, это был твой сообщник. Вывод, что такой эпизод, произведший сильное впечатление на досточтимого Шелвина, мог быть просто умно разыгранной сценкой, а кукла на мостовой и автомобиль — осторожно спланированным маневром. И обо всем этом я знаю только по словам шофера и твоим. Еще вывод…
Я остановился, давая себе отчет, что обрушиваю на человека в основном свое скверное настроение, вызванное недоразумением.
— Я кончу за вас, — сказал он. — Вы хотите сказать, что за всем этим стою я.
Лицо его побелело, мускулы напряглись.
— Вам везет, что вы мне нравитесь, док. Еще лучше, что я знаю о вашей дружбе с боссом. А самое лучшее, может быть, то, что вы единственный человек, который может ему помочь. Все.
— Мак-Кенн, — сказал я. — Мне жаль. Мне очень жаль. Не о том, что я сказал, а о том, что я должен был это сказать. В конце концов, сомнение существует и никуда от него не денешься, вы должны признать это. Лучше все прямо высказать вам, чем таиться и быть двуличным.
