Он разрубил улыбающееся лицо, снова прыгнул на мертвых, расчистил пространство бурей ударов. Нажал плечами на баррикаду из мертвецов. Они повалились по лестнице вниз. Падали на поднимающихся солдат, путали им ноги. Прижимали с к стене, посылали вниз сквозь туман хватающих руками воздух.
Двадцать верхних ступеней расчистились.
Свистнула стрела.
Она пробила плащ и попала Зубрану в шею, в том месте, где сходятся шлем и воротник лат. Он глотнул соленую кровь, хлынувшую из горла.
Перс, шатаясь, побрел к груде тканей, на которой лежала Нарада, ногой задел за жаровню, опрокинул ее на промасленные ткани.
Взметнулось пламя. Порыв ветра из открытого окна подхватил его и раздул в ревущий ураган.
Зубран лег рядом с телом танцовщицы, повернувшись, взял ее руки в свои.
– Чистая смерть, – прошептал он – Наконец-то… как все… Возвращаюсь… к богам моих отцов. Чистая смерть! Прими меня, о бессмертный огонь!
Пламя поднялось над ним. Покрыло его, как навесом.
Верхняя часть пламенного языка расширилась.
Она стала огненной чашей, полной огненного вина!
И в эту чашу перс погрузил свои губы, он пил огненное вино, он вдыхал его аромат.
Голова его упала, мертвое лицо улыбалось. Голова его лежала на груди Нарады.
Пламя скрыло их.
26. КАК ОНИ ВЕРНУЛИСЬ НА КОРАБЛЬ
Четверо, за чью свободу умер перс, были уже далеко. Благополучно миновали они террасы; мертвые часовые лежали так, как упали. Но, уходя, четверо услышали, как зиккурат загудел изнутри, словно потревоженный колоссальный улей, услышали бой большого барабана и заторопились под укрытие каменной стены, на которой висел крюк Джиджи. Один за другим соскользнули они по веревке вниз, под защиту деревьев. Буря бушевала, но деревья защищали их. Никого на улицах не было. Жители Эмактилы прятались в своих раскрашенных домах от бури.
Когда губы перса окунулись в пламенную чашу, они были уже далеко на пути к кораблю.
Когда наконец солдаты набрались мужества, чтобы снова подняться по ступеням и они, а вслед за ними и черный жрец вошли в жилище Бела, четверо были уже за пределами города и пробирались через глубокую грязь впереди викинг, сзади Кентон, все время оглядывавшийся в ожидании Зубрана.
А в комнате, где пепел Зубрана смешался с пеплом танцовщицы, черный жрец стоял изумленный, чувствуя, как что-то похожее на страх коснулось его злобного сердца, но тут взгляд его уловил блеск бабочек с вуали Нарады, которая соскользнула с нее, когда перс укладывал ее на погребальный костер. Жрец увидел и кровавый след, который вел к открытому окну. Выглянув из окна, Кланет увидел в грозовом сумраке разбитое тело жреца Бела – мертвое, белое лицо смотрело на него снизу, с расстояния в сорок футов.
Жрец! Чьи же кости сгорели в огне? Кто был человек, сражавшийся в золотом шлеме и со щитом, с лицом, скрытым мантией бога? Он так быстро орудовал мечом, его так скрывали поднимавшиеся солдаты и частично стена, что Кланет снизу видел его лишь мельком; он считал, что это жрец Бела.
Назад побежал черный жрец, свирепо распинал пепел костра и то, что лежало в нем.
Что-то звякнуло – сломанный ятаган. Он узнал это оружие – ятаган Зубрана, перса.
Еще что-то сверкнуло у его ног – пряжка, жемчуга которой не потускнели в огненной ванне. Он узнал эту пряжку – она была на поясе у Нарады, танцовщицы.
Значит, эти почерневшие останки – Зубран и танцовщица! Шарейн освобождена!
Черный жрец стоял неподвижно, лицо его стало так ужасно, что солдаты отшатнулись от него, прижались к стенам.
С воем бросился Кланет из жилища Бела, вниз по угловатой лестнице. вниз через тайные храмы, все вниз и вниз, пока не добрался до камеры, в которой оставил Кентона с шестью лучниками. Он распахнул дверь, увидел крепко спящих лучников и офицера. Кентона не было.
Изрыгая проклятия, выбрался он из камеры, приказывая обыскать город, найти и схватить храмовую шлюху и раба; предлагая за их поимку все, чем владеет, все, все! Если только ему приведут эту пару живыми.
Живыми!
Теперь четверо свернули с дороги и находились в лесу в том месте, откуда начиналась тайная тропа к морю и где хитроумный перс просил их подождать его. И Сигурд рассказал им о самопожертвовании Зубрана и почему это самопожертвование было необходимо. И Шарейн плакала, а горло Кентона сжималось от горя, А черные бусинки глаз Джиджи смягчились и слезы побежали по морщинам его лица.
– Что сделано – сделано, – сказал Сигурд. – Теперь он пирует с Одином и героями.
Он решительно раздвинул их и пошел дальше.
Они шли все вперед и вперед. Дождь промочил их, ветер продул. Когда буря стихала, они шли быстрее; когда темнело так, что викинг не видел дороги, они останавливались. Все вперед и вперед – к кораблю.
Шарейн споткнулась и упала, встать она не смогла. Трое, столпившись вокруг нее, увидели, что ее сандалии изорваны, а стройные ноги босы и кровоточат и что давно уже каждый шаг должен причинять ей страшную боль. Кентон взял ее на руки и понес а когда он устал, ее понес Джиджи, а Джиджи был неутомим.
Наконец они пришли к спрятанному кораблю. Они окликнули девушек, те оказались на страже. Они
