напряженное желание испытать собственную удачу. Но сильнее стремления обрести сокровища, которые он обещал, было желание заставить этого насмешливого, холодного и безжалостного дьявола подчиняться мне, как он заставил меня подчиняться себе.
Консардайн оторвался от очаровывавшего его зрелища и повернулся ко мне.
– У вас был нелегкий вечер, Киркхем, – сказал он. – Хотите идти прямо к себе или заглянете ко мне, мы немного выпьем?
Я колебался. Мне хотелось задать тысячи вопросов. И все же более настоятельной была необходимость остаться в одиночестве и переварить все, что я видел и слышал в этом странном месте. К тому же – на сколько из тысяч моих вопросов он ответит? Судя по предыдущему опыту, таких будет немного. Он сам принял решение.
– Вам лучше лечь, – сказал он. – Сатана хочет, чтобы вы обдумали его предложение. В конце концов мне не разрешено, – он торопливо поправился, – мне нечего добавить к тому, что сказал он. Он хочет получить ответ завтра утром, вернее, – он взглянул на часы, – сегодня, поскольку уже почти два часа ночи.
– Когда я его увижу?
– О, не раньше полудня. Он, – Консардайн слегка вздрогнул, – он будет с утра занят. Можете спать до полудня, если хотите.
– Хорошо, – ответил я, – пойду к себе.
Без дальнейших комментариев он провел меня через амфитеатр к задней стене храма. Нажал, одна из неизбежных панелей скользнула в сторону, открыв еще один маленький лифт. Заходя в него, Консардайн оглянулся. Отпечатки тревожно мерцали. Двое одетых в белое стражников стояли по обе стороны черного трона, внимательно глядя на нас своими странными глазами.
Консардайн снова вздрогнул, затем вздохнул и закрыл панель лифта. Мы вышли в длинный сводчатый коридор, выложенный плитами мрамора. Дверей в нем не было. Консардайн нажал на одну из плит, и открылся второй лифт. Он остановился, и я оказался в комнате, в которой переодевался в вечерний костюм.
На кровати была приготовлена пижама, в кресле – купальный халат, под креслом – домашние туфли. На столе стояли графины с виски, ромом и бренди, сода, чаша со льдом, фрукты и пирожные, несколько коробок моих любимых сигарет – и мой пропавший бумажник!
Я открыл его. Мои визитные карточки, письма, деньги – все нетронуто. Без слов я налил себе и предложил Консардайну присоединиться ко мне.
– За счастливые шаги, – он поднял свой стакан. – Пусть вам повезет в их выборе!
– И вам тоже, – ответил я. Лицо его дернулось, измученное выражение появилось во взгляде, он странно взглянул на меня и чуть не поставил стакан.
– Тост вам, а не мне, – наконец сказал он и осушил свой стакан. Потом пошел к лифту. У панели остановился.
– Киркхем, – медленно заговорил он. – Спите спокойно, ничего не бойтесь. Но – держитесь подальше от стен. Если чего-то захотите, позвоните, – он показал кнопку на столе, – придет Томас. Повторяю – не пытайтесь открыть эти панели. На вашем месте я бы сразу лег спать и ни о чем не думал до пробуждения. Кстати, хотите снотворного? Я ведь и на самом деле доктор, – он улыбнулся.
– Спасибо, – ответил я. – Я усну и так.
– Спокойной ночи. – Панель за ним закрылась.
Я налил себе еще и начал раздеваться. Сонным я себя не чувствовал – совсем наоборот. Несмотря на предупреждение Консардайна, я осмотрел стены спальни и ванной, трогая их в разных местах. Стены казались прочными, сплошными, из крепкого дерева, выкрашенного под мрамор и прекрасно отполированного. Как я и думал, не было ни окон, ни дверей. Комната моя в сущности оказалась роскошной камерой.
Одну за другой я выключил все лампы, лег в постель и потушил последнюю, стоявшую на столике рядом.
Не знаю, долго ли я лежал в темноте, размышляя, прежде чем ощутил, что в комнате я не один. Я не слышал ни малейшего звука, но был абсолютно уверен, что в комнате есть еще кто-то. Я выскользнул из- под легкого покрывала и переместился в ноги кровати. Присел тут на одной ноге, готовый прыгнуть на тайного посетителя, когда он подойдет к кровати. Зажечь свет означало бы отдаться ему в руки. Кто бы он ни был, он очевидно считает меня спящим, и нападение – если оно будет – произойдет в том месте, где естественно находиться спящему человеку. Но мое тело было совершенно в другом месте, и мне предстояло удивить визитера.
Вместо нападения я услышал шепот:
– Это я, капитан Киркхем, Гарри Баркер. Ради Бога, сэр, не шумите!
Мне показалось, что я узнаю этот голос. Потом я вспомнил. Баркер, маленький солдат-кокни, которого я нашел в изорванных осколками зарослях на Марне. Он потерял много крови. Я оказал ему первую помощь и отнес маленького солдата в полевой госпиталь. Так получилось, что я провел несколько дней в городе, где размещался базовый госпиталь, куда в конце концов поместили Баркера. У меня вошло в привычку регулярно заходить к нему потолковать, я приносил ему сигареты и другие мелочи. Его благодарность и преданность были собачьими и трогательными; он оказался сентиментальным малым. Но как, во имя Господа, он появился здесь?
– Вы меня помните, капитан? – в шепоте звучало беспокойство. – Подождите. Я вам покажу…
Загорелась маленькая лампочка, так затененная руками, чтобы на мгновение осветить только лицо говорящего. Но в это мгновение я узнал Баркера, тонкое узкое лицо, взъерошенные волосы песочного цвета, короткая верхняя губа.
– Баркер, будь я проклят! – я негромко произнес это, но не добавил, как приятно мне его видеть; если бы он был достаточно близко, я бы его обнял.
– Ш-ш-ш! – предупредил он. – Я уверен, что за мной никто не следит. Но в этом проклятом месте нельзя
