говорит товарищ Цинтой. Куда они пропадали?
— Ага, Алек… Вот почему ты не мог спать… Тебя волновала судьба молодых людей… или лучше сказать, молодой девицы, — уколола его Мона.
— О, мадам Мона, как можно? Вы, такая тонкая женщина, огорчаете господина Алека? Он задал невинный вопрос… Они уходили…
— Развратничать в Нептун. Но им все мало, теперь разбивают наши барабанные перепонки этими декадентами… Эта нынешняя молодежь… вместо того, чтобы сделать что-нибудь полезное… Товарищ Габи, я как раз хотела вас спросить, нет ли у вас записи нашей музыки — такой, чтобы за душу хватала…
— Нет, народной музыки у меня нет.
— Тогда зачем вы таскаете за собой эту коробку?
— Я?.. Из научных соображений! Записываю голоса птиц для своей диссертации…
— Милика, включи радио. Да поставь погромче, чтоб и молодежь слышала. Может, чему-нибудь да научатся….
Жизнь шла своим чередом — с добром и со злом, с музыкой «диско» и музыкой народной… Спустился вечер, прошел еще один день… Боже мой, как я могу быть такой забывчивой? В 18,30 я должна была явиться на берег, получать инструкции и слушать сыча… Ничего, если уж я им так нужна, отыщут меня ночью…
Главным достоинством отпуска, проведенного в Ваме, является то, что постепенно здесь всё теряет своё значение. Приезжая сюда впервые, вы привозите с собой весь багаж своих привычек, предрассудков, пристрастий и капризов. Сколько вещей раздражает нас в повседневной жизни! Сколько времени теряем мы на какие-нибудь бурные споры — про себя — с нахалкой-продавщицей или злюкой-старухой, которой не сумели ответить во время? Как мы раздражаемся, когда нет воды, опаздывает трамвай, хлебный магазин на углу закрывается на учет, ветчина кончается прямо у нас перед носом… И еще миллион мелочей, которые мы раздуваем и которые поглощают добрую часть нашего времени — времени, которое можно было бы провести, читая классиков, занимаясь гимнастикой или сплетничая в кругу друзей; одним словом, доставляя себе физическое и духовное удовольствие…
Зато в Ваме… Какое значение имеет то, что хлеб вы покупаете в Мангалии, раз в неделю… что машина, которая должна приходить ежечасно, вдруг ломается и преспокойно уходит в гараж, а вы остаетесь, в одиннадцать часов вечера, в Нептуне, размышляя о том, за сколько времени можно пройти 22 километра… что в баллоне вдруг кончается газ и вы питаетесь концентратами, разведя их в нагретой на солнце воде… что вода в душе течет вместе с красной краской от бочки… что Петреску будит весь двор, колотя свою жену… что мухи, сшибаясь друг с другом на лету, приземляются прямо в вашу тарелку… что одним нравится джаз, другим Долэнеску — и, разумеется, все это одновременно… Через некоторое время все вещи обретают свои нормальные очертания и размеры. Вместе с кожей проветривается и голова, и все ка призы, претензии, все эти штучки начинают исчезать. По мере того как кожа всех отдыхающих приобретает одинаковый оттенок, они сближаются и в том, что касается образа мысли и поведения. Правда, всегда находится один, который, сколько бы ни сидел на солнце, все равно останется красным и, сколько бы ни жил в Ваме, будет вести себя, как дома. Но… ведь исключение лишь подтверждает правило, не так ли?
Возьмем хоть историю с Филиппом. Как они все вскакивали, словно ужаленные, когда бедный ребенок требовал свою утреннюю порцию еды — требование совершенно естественное, не правда ли? — в четыре часа утра. Ну и что же, что в четыре? Ультрафиолетовые лучи — самые полезные… Какой скандал они устроили в первый день! Потом все меньше, все спокойнее… а теперь никто уже и не пикнет… спят себе, как младенцы, будто ничего не происходит. Другое удовольствие жизни в Ваме — это равномерное течение времени… Медленно-медленно, без взрывов, без чрезвычайных событий. Вот, например, день, который только начинается… Твердо установленная программа, одни и те же разговоры… и лишь Петреску еще вносит нотку чего-то непредвиденного, но тоже не бог знает какую… погода стоит прекрасная… кстати о погоде: какая, интересно, сегодня температура?
Утро было просто великолепное… Тишина и воздух!.. Но… Нет, не может быть! Ведь здесь не Сен- Тропэ, не Ницца, даже не Мамая… В Ваме такое невозможно! Под навесом, взобравшись на край стола, сидело существо, которое может появиться лишь в мечтах… двухметровые ноги, крошечные цветастые шорты, серебристые волосы, развевающиеся над шоколадного цвета плечами… Я как раз собиралась ущипнуть себя, чтобы убедиться, что не сплю и не грежу, когда из глубины двора появился Петреску. Одетый как обычно: черные брюки до колен, берет и часы «Победа» — хозяин дома вышел с похвальным намерением вымыться у насоса. Заметив фантастическое видение, он, казалось, окаменел… Потом заржал и, осклабившись, подошел к навесу.
— Доброе утро, товарищ Адина…
Услышав его хриплое шипение, грациозное создание вскрикнуло от неожиданности.
— Гора с горой… а человек с человеком… — снова заржал Петреску.
Глядите-ка, женское очарование побеждает даже грубияна Тити!.. Вероятно, ангелов-хранителей для красивых женщин выбирают из числа самых активных и бдительных…
Когда через некоторое время, самоотверженно посвященное мною хозяйственным заботам и тщательному изучению приколотого кнопками графика: молоко — горшочек — молоко… я снова взглянула в окно, группа из двух человек, пополненная Нае, вставшим необычайно для него рано — потрясающе, какой у этого человека нюх на женскую красоту! — оживленно болтала под навесом. Примерно через полчаса Петреску исчез, а его место заняли Мирча, Барбу и… не может быть, неужели он встал так рано?.. сам Алек Василиаде! Под навесом завязался оживленный разговор, время от времени прерываемый звонким, как колокольчик, смехом прекрасной незнакомки. Вероятно, блондинка была волшебницей, потому что часов в семь, когда мне удалось выйти, все мужчины исчезли, как по мановению волшебной палочки… а женский состав в недоумении блуждал по двору. То, что народные пословицы (например: «не было бы счастья, да несчастье помогло») глубоко правы, подтвердилось в этот момент в тысячный раз. Обычная канитель сократилась до максимума и, в полном согласии, весь слабый пол двора направился на пляж, охваченный — впервые! — успокоительным чувством женской солидарности. Совершенно неправдоподобно: все бросились ласкать и хвалить Филиппа, затем он был подхвачен, вместе со своими пляжными принадлежностями (лопаточки, матрасики, зонтик, термос с чаем, термос с водой) и вся группа поспешила к морю, к солнцу… туда, где…
Туда, где в волшебной обстановке пятеро мужчин нашего двора восседали вокруг белокурого чуда. Не было лишь «сердитого голубка» — вероятно, он вместе со своей молодой половиной спешил восстановить энергию, потраченную на танцы и бесконечные разговоры о бридже и генетике. У самого берега женский отряд на минуту остановился, оценивая положение, затем, найдя, что оно тяжелое, быстрым маршем двинулся дальше.
Незнакомка лежала, небрежно раскинувшись, на надувном матрасе семейства Василиаде… Мирча делился с ней воспоминаниями из Фокшань, Барбу, невероятно оживленный, описывал тайны морских глубин, Димок сыпал анекдотами, а Алек, демонстрируя свой удачный профиль, цитировал напропалую, на пяти языках. Но Панделе… чего не делал Панделе?! Панделе делал все — лишь бы товарищ… чувствовала себя хорошо.
— Кто эта кукла? — сквозь зубы процедила Мона, меча молнии из-под нахмуренных бровей.
— Какая бесстыдная… ничуть не смущается, выставляет себя напоказ, — в искреннем негодовании присоединилась к ней Габриэлла.
— Бедняга Лика, сидит на солнце без панамы… опять сгорит! — пожурила мужа Милика.
— Она была во дворе сегодня утром, — сообщила я, пыхтя и едва поспевая за остальными.
— Ничего, все выясним… пошли, малыш, побыстрее!..
Мона ринулась вперед, шелестя своим прозрачным воздушным нарядом и крепко сжимая ручонку Филиппа, который бойко строчил своими толстыми ножками, словно угадав, в каком воинственном мероприятии принимает участие.
— Доброе утро, — бросили мы им с угрожающей благожелательностью.
Реакция была далеко не однозначной: Барбу, помрачнев, пробормотал что-то нечленораздельное… Панделе остановился в растерянности… Алек уставился на песок, рассчитывая, как бы спрятать в него хотя
