Кореи есть свой вождь. Это ты, хотя ты и из Пхеньяна.
Услышав это, Сен сел. Но он не поклонился, не снял ботинки, как того требовал обычай. И Ми Чонг слушал с большим вниманием. Когда заговорил Чиун, он понял, что все уладится, ибо Мастер был мудр.
— Ты пришел сюда искать мудрости у Синанджу, иначе зачем же председателю приезжать в эту бедную деревню? — спросил Чиун.
И Сен согласился.
— Ты назвал меня лакеем, — сказал Чиун.
И Сен согласился.
— Но кто лакей? Разве это я отдал Корею русским? Разве это я вступил в союз с китайцами? Разве это я поддерживаю арабов, негров или даже белых, лишь потому, что они признают одну и ту же форму правления?
— Это наши союзники, — сказал Сен. — Русские дают нам оружие. Китайцы дрались за нас с американцами.
Чиун улыбнулся.
— Русские дали оружие, потому что они ненавидят американцев. Китайцы дрались, потому что они ненавидят американцев. Нам повезло, что те и другие ненавидят друг друга, в противном случае они бы сидели в Пхеньяне, а не ты. Что же до арабов, негров и белых, то они очень далеко и не принадлежат к желтой расе. Японцы алчны, китайцы вороваты, русские — просто свиньи, а что касается корейцев, живущих на Юге, то они готовы совокупляться с утками, будь у тех отверстия пошире.
При этих словах Сен захохотал.
— У этого человека трезвый взгляд на вещи, — сказал он Ми Чонгу. — Кто виноват в том, что я назвал его лакеем? Кто меня дезинформировал?
А Чиун опять заговорил:
— Но мы должны с сочувствием относиться к нашим братьям на Юге, так как они не виноваты. Такова их натура.
Ми Чонг ахнул, ибо никто никогда не осмеливался говорить что-либо хорошее о тех, кто жил за тридцать восьмой параллелью.
— Я тоже так думаю. Они не могут не быть тем, что они есть, — сказал Сен.
— И Пхеньян не самое лучшее из мест. Там портятся хорошие люди, — сказал Чиун.
— Я родился не там, а в Мангендэ, — сказал Сен.
— Красивая деревня, — сказал Чиун.
— Синанджу тоже красивая деревня, — сказал Сен.
— А я из Пекома, — сказал Ми Чонг.
— Но он поднялся над своим происхождением, — сказал Сен.
— Некоторые из наших лучших друзей родились в Пекоме. Они далеко пошли, — сказал Чиун.
Теперь Ким Ир Сен был доволен, что нашел здесь человека с добрым сердцем и здравым умом. Но он был обеспокоен.
— Я слышал, ты учишь искусству Синанджу белого. Американца.
Чиун знал, что это больная тема, так что он тщательно подбирал слова и говорил медленно и осторожно:
— В моей деревне, в моей семье я не нашел достойных. Только праздность, лень и ложь. Мы должны это признать.
Сен кивнул, ибо ему тоже были знакомы проблемы власти.
— За свои труды я не получил никакой благодарности.
Как знакомо было Сену и это!
— Я столкнулся с вероотступничеством и отсутствием дисциплины.
И Сен признал, что Мастер Синанджу это верно подметил.
— Сын моего брата использовал данное ему бесценное искусство в корыстных целях.
Как знакомо Сену такое предательство! Он мрачно посмотрел на Ми Чонга.
— Он поступил, как житель Юга, — сказал Чиун.
Сен плюнул, и на этот раз Чиун кивнул с одобрением. Момент соответствовал.
— И я искал другого ученика, чтобы искусство нашего рода не умерло.
— Это мудро, — сказал Сен.
— Я бы выбрал кого-нибудь из нас. Но во всей деревне, на всем Севере я не нашел никого с сердцем корейца. Тебя я тогда еще не знал.
— Мне не повезло, — сказал Сен.
— Я искал такое сердце, как у тебя. Или у меня.
— Рад за тебя, — сказал Сен, кладя сильную руку на плечо Мастера Синанджу, поздравляя его.
— У одного человека с именно таким сердцем случилось несчастье. При рождении. Произошла катастрофа.
Лицо Сена опечалилось.
— Какое несчастье?
— Он родился белым и американцем.
Сен ужаснулся.
— Каждое утро ему приходилось видеть в зеркале свои круглые глаза. Есть только гамбургеры. Каждый день искать утешение в компании таких же.
— И ты?..
— Я нашел его и спас от американцев, от их образа мыслей, дурных манер и пагубных привычек.
— Ты хорошо сделал, — сказал Сен.
Но подозрительный Ми Чонг спросил, как Чиун узнал, что в этом американском теле было корейское, а не американское сердце?
— Потому что он хорошо усвоил мои уроки и докажет это, продемонстрировав свое искусство, когда приедет в Синанджу поклониться своим истокам.
— Как мы узнаем, что он не просто американец, которого ты научил секретам Синанджу?
— Американец? — засмеялся Чиун. — Ты же видел американцев во время великой войны с Югом, ты видел их, когда они были тут со своим кораблем? Американец!
— Некоторые американцы далеко не трусы, — сказал Ми Чонг.
Но Ким Ир Сену так понравились слова Мастера, что он недовольно посмотрел на Ми Чонга.
— Конечно, у этого белого было сердце корейца, — сказал он.
— Его зовут Римо, — сказал Чиун.
Так случилось, что в тот же вечер это имя было вновь упомянуто в большом Доме Народа в Пхеньяне, и председатель вспомнил его. Ему доложили: получено послание, что американец по имени Римо будет предан позорной смерти в деревне Синанджу и что сделает это человек по имени Нуич.
Послание и было от Нуича. Он выражал преданность Ким Ир Сену и народу Корейской Народно- Демократической Республики.
Письмо было подписано так: «Нуич, Мастер Синанджу».
Глава девятая
— Леди, я хочу снять со счета миллион долларов. Не пересчитывайте, давайте просто на вес.
Линетт Бардвел подняла голову и улыбнулась Римо.
— Привет, — сказала она. — Вспоминала о вас прошлой ночью.
— Вас-то как раз мне и не хватало прошлой ночью, — сказал Римо. — Но ведь всегда есть следующая ночь... Ваш рабочий день уже кончился?
Линетт взглянула на часы, висевшие прямо над головой Римо.
— Осталось десять минут.
— Пообедаем? Ваш муж не будет против?
— Думаю, что нет, — ответила Линетт. — От него нет ни ответа, ни привета. Наверное, уехал куда- то.
Римо ждал у входа в банк. Линетт вышла из здания ровно через десять минут.
