ненакрашенные глаза выглядели как две сморщенные изюмины. Толстые ляжки словно слиплись, хотя она расставила ноги. В руке она держала пистолет.
— Ты, ублюдок, — произнесла она.
— Я уже видел что-то похожее в кино, — снова рассмеялся Римо. — Только грудь у тебя должна быть затянута в тонкий шифон и вся ходить ходуном, пытаясь вырваться наружу.
— Да? — переспросила она. — Кажется, я видела этот фильм. Он шел довольно давно.
— Забавный. Мне он даже понравился, — сказал Римо.
— Там неудачный конец, и его следует изменить. Вот так, например. — Ванда подняла пистолет, который держала обеими руками, и, закрыв один глаз, прицелилась в Римо.
Он внимательно следил за ее ногами, ожидая, когда напряжение мускулов покажет, что она действительно приготовилась стрелять. Едва различимые мышцы на икрах напряглись.
Римо поднял глаза.
— Умри, ублюдок несчастный! — крикнула Ванда.
Внезапно Римо сделал выпад. В правой руке у него мелькнула напоминавшая рапиру кочерга. Ее конец закупорил ствол пистолета как раз в тот момент, когда Ванда спустила курок.
Боек ударил по капсюлю, и пуля, блокированная кочергой, взорвалась, изуродовав Ванде лицо. Она сделала шаг назад, поскользнулась на кафеле бассейна и рухнула в воду, в предсмертной судороге сжимая пистолет, из которого все еще торчала кочерга. Металлические предметы тут же пошли ко дну, а Ванда всплыла на поверхность, словно дохлая рыбина, глядя на Римо пустыми глазницами обезображенного лица.
— Все хорошо, что хорошо кончается, — подвел итог Римо.
Глава 14
Разговор, который обещая быть очень скучным, на самом деле таковым не был, потому что старик-кореец говорил о том, что Рэд Рекс считал самым главным на свете. Кореец говорил о нем.
— Но должен признаться, — сказал вдруг Чиун, — что не все в вашем сериале мне нравится.
— Что же вас не устраивает? — с искренним интересом спросил Рэд Рекс.
— Чрезмерное насилие, — ответил Чиун. — Просто ужасно, что в столь прекрасные картины вторгается насилие.
Реке попытался сообразить, о каком же таком насилии ведет речь старикан, но не смог припомнить ни драк, ни стрельбы. У доктора Уитлоу Вьятта была самая бескровная операционная в мире, а самое большое насилие, какое он только себе позволил, — это порвать испорченный рецептурный бланк.
— Что конкретно вы имеете в виду? — наконец спросил он.
— В одной из серий вас ударила медсестра. — Чиун внимательно посмотрел на Рекса, пытаясь понять, помнит ли он этот эпизод.
— Ах, это!
— Да, именно так. Подобное насилие просто недопустимо!
— Но ведь это была всего лишь пощечина, — произнес Рэд Рекс и тут же пожалел о своих словах. По выражению лица Чиуна он понял, что тот воспринял эту пощечину по меньшей мере как третью мировую войну.
— Все верно. Но за пощечиной может последовать более серьезный удар. За ударом — нокаут. Вы и опомниться не успеете, как на вас посыплется град пуль.
Рэд Рекс кивнул. Старик говорил совершенно серьезно.
— Не волнуйтесь, если такое еще хоть раз повторится, я с ней разберусь. — Актер поднялся с места и встал в стойку карате. — Один удар в солнечное сплетение, и она уже больше никогда не поднимет руку на врача.
— Вот это верный подход, — одобрил Чиун. — Дело в том, что вы позволили ей нанести плохой удар. Неграмотный, неверно нацеленный и плохо выполненный. Такое может поощрить ее к подобному поведению и в дальнейшем.
— Нет, теперь она мне только попадись! Кья! — выкрикнул Рекс, поражая каратистским ударом невидимую цель. — Вы знаете, я умею разбивать доски, — с гордостью сообщил он.
— Та медсестра не была похожа на доску, — ответил Чиун. — Такая может и сдачи дать.
— Вряд ли у нее будет подобная возможность, — сказал Рэд Рекс и пошел на воображаемого противника. Внезапно он выбросил вперед левую руку с вытянутыми пальцами, и в этот момент, замахнувшись, опустил вниз правую, точно топор.
Тут, заметив в дальнем конце комнаты бильярдный кий, он со всех ног бросился к нему и схватил с подставки. Вернувшись на место, он расположил кии между ручкой дивана и краешком туалетного столика, посмотрел на него, сделал глубокий вдох и обрушил на кий удар, от которого тот легко раскололся надвое. Обломки упали на пол.
— А-а-а! — выкрикнул он и с улыбкой посмотрел на Чиуна. — Неплохо, а?
— Вы очень хороший актер, — произнес Чиун. — Там, откуда я родом, ваши профессиональные способности ремесленника ценили бы очень высоко.
— Да-да, конечно. Но я имею в виду мое карате. — Рэд Рекс сделал еще несколько резких движений, имитирующих удары. — Как вам?
— Внушает трепет, — отозвался Чиун.
Но прежде чем Рэд Рекс смог продемонстрировать Чиуну все свое мастерство в области боевых искусств, зазвонил телефон.
— Да, — сказал в трубку Рэд Рекс.
Голос был женский, но звучал как-то странно — холодный, как лед, и твердый, как железо. В нем не было ни малейшего акцента, даже легкого налета южного говора, столь распространенного в этой части Калифорнии среди дам, проводящих все свободное время за телефонными разговорами.
— Я от госпожи Рейдел. Съемочный павильон, куда вы должны отвести своего гостя, уже подготовлен. Можете выходить прямо сейчас. Павильон находится позади главного здания, в дальнем конце территории. И не тяните, идите прямо сейчас. — Раздался щелчок. На том конце провода повесили трубку, не дав Рексу и слова сказать.
Актер улыбнулся Чиуну жалкой улыбкой.
— То, что я так ненавижу в чужом городе. Все ходят за тобой стадом, словно ты диковинный зверь.
— Это верно, — согласился Чиун. — Поэтому никогда не стоит отправляться в чужой город, надо везде чувствовать себя как дома.
— Как же этого добиться, разрешите спросить?
— Очень просто, — ответил Чиун. — Все заключено в нас самих. Когда человек находится в мире с самим собой, куда бы он ни приехал, он чувствует себя своим. В результате никакой город не кажется ему чужим, поскольку любое пространство, в котором он находится, принадлежит не кому-то, а ему самому. Он не подчиняется — он управляет. Точно так же, как с этим вашим танцем.
— Танцем? — переспросил Рэд Рекс.
— Да. Я имею в виду танец карате, который так популярен среди людей.
— Это не танец, а величайшее боевое искусство из всех существующих на земле.
— От своего сына я не потерпел бы подобных ошибочных заявлений, но от вас... Вы человек неподготовленный и не знаете ничего лучше. — Он пожал плечами.
— По вы же сами видели, что я сделал с бильярдным кием! — воскликнул Рекс.
Чиун кивнул и медленно поднялся; его черный с красным халат, казалось, существовал независимо от него.
— Да, карате — это не так уж плохо. Карате учит сконцентрировать внимание на какой-то одной точке, и это хорошо. Карате — винтовочный выстрел, в отличие от самой винтовки, и в этом его сила.
— А в чем же его слабость?
— А слабость в том, — объяснил Чиун, — что оно не дает ничего, кроме направления приложения силы. Оно лишь фокусирует энергию, поэтому является всего лишь неплохим комплексом упражнений. Но творческое начало содержится лишь в истинном искусстве. Настоящее искусство создает энергию там, где ее прежде не существовало.
— Но что же в таком случае вы называете искусством? Кунг-фу?
