Чиун погрустнел. Джаканн не могла оторвать глаз от русской. Римо пожал плечами.
— Доброй ночи, Чиун. Доброй ночи, мисс...
— Доброй ночи, мисс Джюс, — сказал Римо.
— Спокойной ночи, — сказала Людмила. — Мисс Джюс. Старик! — И когда глаза Чиуна встретились с ее глазами, она ему подмигнула — так подмигивает победитель проигравшему, — повернулась и в сопровождении Римо вышла из зала.
Они не сделали и трех шагов к выходу, как Римо был остановлен приказом, который Чиун пролаял по- корейски.
Римо обернулся. Он почувствовал, как Людмила остановилась и обернулась. Чиун, быстро-быстро лопоча по-корейски, взял со стола нож. Сжал его одними кончиками пальцев, потом трижды ударил по лезвию кончиком указательного пальца — не сильнее, чем если бы он постучал собеседнику по груди, привлекая его внимание к своим словам. После первого и второго соприкосновения его пальца со сталью от лезвия отщепились кусочки, после третьего соприкосновения серебряная рукоятка ножа разломилась надвое и упала на скатерть.
Он кивнул Римо, тот кивнул ему в ответ и увлек Людмилу к двери. Она глядела через плечо на Чиуна и на обломки ножа, лежавшие на скатерти.
— Что он сказал? — спросила она.
— По-корейски, — объяснил Римо. — Даже нож непрочен, даже сильный человек может проявить слабость.
Людмила все еще смотрела назад. Глаза ее сузились.
— Как это ему удалось проделать трюк с ножом?
— Кто знает!
— А ты так можешь?
— Не знаю. Может быть, Чиун разбирается в природе вещей больше меня. Это как-то связано с вибрациями.
Они подошли к двери, и Римо покинул зал первым. Людмила не сводила с Чиуна глаз, пока за ней не закрылась дверь.
На следующий день в Лас-Вегас прибыл маршал Деня.
Глава двенадцатая
Людмила упросила Римо перенести их поездку к магическому источнику в пустыню, сославшись на расстройство желудка. Римо отправился на прогулку по Лас-Вегасу, а Чиун сидел в их номере один, когда пришел посыльный с запиской.
«Нам надо повидаться. Л.», — гласила записка.
Чиун скомкал листок бумаги и бросил его на пол, после чего отправился в номер Людмилы.
Войдя, он увидел ее сидящей за трельяжем спиной к двери. На ней был только голубоватый пеньюар, под которым ее кожа казалась бледно-желтой. Она улыбнулась вошедшему Чиуну в зеркало, лукаво опустив глаза, потом плотно запахнула на груди пеньюар и повернулась к нему лицом.
— Я попросила вас прийти, чтобы извиниться, — сказала она. — Я обращалась с вами недостойно.
— Со мной всегда недостойно обращаются, — ответил Чиун.
— Я понимаю, как вам тяжко. Никто вас не понимает, от вас требуют много, но взамен ничего не отдают.
Чиун кивнул. Невесомые локоны над его ушами все еще продолжали трепетать, когда его голова уже была неподвижна.
— Но я не хочу быть в числе этих неблагодарных, — сказала Людмила. Она встала и подошла к Чиуну, продолжающему стоять в дверях. Она взяла обе его ладони в свои и добавила: — Мне очень жаль.
— Почему? — спросил Чиун.
— Я виновата в том, что была груба с вами, но еще больше я сожалею о собственной глупости. Теперь мне понятно, сколь многому могла научиться и у вас — мудрости, добросердечности, — но как последняя дура отвергла дар дружбы, вами предложенный.
Чиун опять кивнул.
Она сначала протянула правую руку и тронула его за щеку, затем подняла левую руку, и, как только отняла ее от полы пеньюара, — он распахнулся. Людмила приблизилась к Чиуну вплотную, так, что их тела соприкоснулись.
— Вы можете простить меня?
— Да, — ответил Чиун. Он окинул взглядом безукоризненное тело Людмилы, слегка желтоватое на фоне голубого пеньюара. — Вы милая женщина, — добавил он.
Она снова ему улыбнулась и не убрала ладонь с его щеки.
— Спасибо. Но красота есть дар Господа. Мудрость же достижение личности.
— Это правда, — согласился Чиун. — Это правда. Большинство не видят этой истины.
— У большинства глаза раскрыты не достаточно широко. — Она прильнула к нему.
— А как насчет Римо? — спросил Чиун.
Людмила пожала плечами. Этим движением она почти — но не совсем — высвободила груди из пеньюара.
— Кто взглянет на саженец, стоящий на опушке старого леса?
Чиун снова кивнул, и Людмила приблизила свое лицо вплотную к его лицу, ища своими губами его губы. Найдя их, она прошептала:
— Я еще никогда в жизни не занималась любовью с Мастером Синанджу.
А после того как это свершилось, она подтвердила свои слова:
— Такого еще ни разу не было!
Она лежала рядом с Чиуном в постели, его тело по-прежнему таилось в складках красного кимоно, а ее было покрыто простыней. Она засмеялась.
— И я еще думала, будто вся сила Римо заключена в каком-то магическом источнике.
— Малыш любит пошутить, — сказал Чиун.
— А в действительности вся сила — в Синанджу? — предположила она.
— Нет, прекрасная. Сила таится в каждом. Синанджу — только ключ, отмыкающий дверь к этой силе.
— А ты — Мастер! — сказала она благоговейным тоном, точно все еще не могла поверить, что Чиун лежит подле нее в постели.
Потом она повернулась на бок, придвинувшись к нему, положила левую ладонь ему на щеку и попросила:
— Покажи мне фокус. Сделай со мной что-нибудь.
— Синанджу — не повод для фокусов.
— Ну для меня! Только разочек. Позволь мне увидеть проявление твоей чудесной силы. Пожалуйста!
— Только для тебя, — согласился Чиун.
— Римо говорил, что все дело в вибрациях.
— Иногда в вибрациях. Все дело в знании того, с кем имеешь дело — и тогда любую вещь можно превратить в оружие. У каждой вещи свои собственные вибрации, своя собственная сущность, и, чтобы ею воспользоваться, надо прежде всего ее понять, а потом стать ею.
Говоря это, Чиун распорол длинным ногтем свою подушку, потом сел и вытащил из нее два перышка — каждое не более дюйма длиной.
— Что может быть мягче и невесомее этих перышек! — сказал он. — И тем не менее они мягки и невесомы, потому что мы используем их в этом качестве. Кое нам не нужно.
Двигая обеими руками так быстро, что глаза Людмилы не могли уследить за ними, Чиун поднял оба перышка к лицу и потом резко выбросил обе руки по направлению к противоположной стене.
Два легких перышка вылетели из его пальцев, точно сверхзвуковые дротики, с одновременным «пинг!» вонзившись в деревянную панель стены, ушли глубоко в древесину и замерли, вибрируя под потоком воздуха из кондиционера, точно миниатюрный плюмаж.
— Потрясающе! — воскликнула Людмила. — А я могу так? Я могу научиться?
