своего дяди Уильямса. Оставалось надеяться, что полотенце на талии Скуратиса завязано крепко.
— Но, сэр! Откуда вам известно, что за этими убийствами стоит Тебос?
— Во-первых, они начались сразу после того, как я получил прибыль.
Во-вторых, они требуют ловкости, скоординированности действий, знакомства со схемой судна и больших затрат. В-третьих, они не преследуют других целей, кроме как прекратить использование корабля. В наше время нет такой страны — Скифия. Фронт освобождения скифов не может никого освободить. Это только предлог. Тебос хочет поглумиться надо мной.
— Но, может быть, это какие-то сумасшедшие?
— Нет. Потребовались многие годы и многие миллионы долларов, чтобы превратить воздвигнутый мною прекрасный монумент в мерзкое чудовище, грозящее людям смертью. Сумасшедшие не могут быть так хорошо организованны. Но если у вас осталось хоть малейшее сомнение в моих словах, задумайтесь над тем, кто оплачивает богатейший прием, который намечен на сегодня и на завтра, двухдневный прием для делегатов ООН, размещенных на борту корабля. А как вы думаете, кому он посвящен?
— Наверное, вам, господин Скуратис?
— Вот именно, — негромко произнес тот. — В настоящий момент я на щите. Я уподоблюсь Говарду Хьюзу. Знаете, почему он стал затворником? Все началось с гордыни. Когда страдает уязвленное самолюбие, вы начинаете избегать общества, светских сборищ, опасаясь, что кто-то или что-то напомнит вам о вашем унижении. Постепенно отшельническая жизнь входит в привычку, и в полном одиночестве вы скатываетесь по наклонной плоскости, усыпанной вашим золотом, в могилу. Если бы я был простым тружеником, мне приходилось бы рано вставать и отправляться на работу, мучаясь от болей в спине, и я бы как-то приспособился Но когда есть возможность жить в одиночестве на яхте и радикулит вас не мучит, вы стремитесь продолжать такую жизнь изо дня в день, пока не кончится череда отведенных вам лет.
— Зачем вы говорите мне все это, господин Скуратис?
— Потому что нам предстоит битва, и я хочу, чтобы вы знали настроение вашего главнокомандующего. Я не могу идти на войну сам — я конченый человек. Следовательно, многое придется делать вам.
Банкир записывал его инструкции в течение двух часов. Под конец Демосфен Скуратис улыбнулся, будто жаба, проглотившая жирную муху. Теперь уже банкир потянулся за «маалоксом», чтобы успокоить резь в животе.
Все было так, как им обещали: пассажиры «Корабля Наций» не ощущали килевой качки, потому что мощное судно не резало, а дробило волны.
Римо прогуливался по палубе номер 18. Ощущение было такое, как если бы вы ехали на крыше Эмпайр Стэйт Билдинга по самой кромке моря. Вы смотрите вниз, видите под собой убегающую воду и не чувствуете скорости передвижения. Если бы вы не знати, что плывете по морю, вам могло бы показаться, что вы находитесь где-то высоко в горах, где воздух чист и насыщен парами солей, будто в самом начале существования планеты. Позади вас Америка, где-то впереди — Африка, а вы стоите на одном месте совершенно неподвижно. Море спокойно, как вода в графине. Не менее сорока пяти человек подошли в этот день к Римо, чтобы отметить, как быстро они на самом деле плывут, и подивиться достижениям современной техники.
В тот вечер должен был состояться большой банкет, устраиваемый Аристотелем Тебосом в честь своего земляка Демосфена Скуратиса. На расстоянии полумили от судна виднелась яхта «Одиссей», принадлежащая Тебосу.
Руководство службы безопасности ООН передало по телетайпу сообщение своим агентам во всех представительствах, что корабль теперь вполне безопасен. Чиун предупредит? Римо, что нет нужды сообщать другим секретную информацию, которой владеет Дом Синанджу. Это означало, что иранское правительство тоже не должно знать о «двойной» конструкции судна. Всему свое время, пока еще рано — так считал Чиун.
— Привет, — сказала Римо незнакомая молодая женщина. — Вам грустно одному?
Это была брюнетка с правильными чертами лица и здоровым румянцем. Она не производила впечатление женщины, которая часто пользуется косметикой.
Ее лицо и фигура дышали здоровьем.
Римо посмотрел назад, туда, где была Америка.
— Боюсь, что да, — признался он.
— Меня зовут Елена. Я видела, как вы садились на корабль вместе со старым азиатом.
— Как вам это удалось? Ведь на судно погрузилось столько народу, через разные входы.
— У меня есть бинокль. Меня заинтересовал багаж вашего спутника. Он, видно, кореец?
— Вы угадали.
— Очень любопытные сундуки. Такое впечатление, что они пережили много веков, много поколений...
— Вы специалист по Корее?
— Да. И по многому другому.
— Где вы преподаете?
— Нигде, мне не разрешает отец. Я никогда не училась в школе, но очень много читала. Если книга мне нравится, я запоминаю имя автора и получаю его.
— Вы хотите сказать «ее»? — переспросил Римо.
— Его, — повторила женщина. — Я заполучаю его в учителя. Но отец не советует мне афишировать свои занятия. Он говорит, что мужчины не любят интеллектуальных женщин. А вы как считаете?
Римо вопросительно поднял бровь и пожал плечами.
Внизу под ними тянулась дорога через Атлантику Малиновый солнечный диск готовился скрыться за Американский континент. Впереди опускались сумерки.
— Так как вы относитесь к интеллектуальным женщинам? — снова спросила она.
— Я не задавалась этим вопросом.
— А каким задавались?
— Не все ли вам равно?
— Значит, не все равно, если спрашиваю.
— Я думал, как достичь полного самопознания. Это вас устраивает?
— Гм... Звучит философски.
— Вовсе нет. Это так же просто, как дыхание.
— Мне кажется, вы интересный человек, — сказала Елена.
— А вы мне кажетесь легкомысленной. Кто вы такая: журналистка или посторонняя, пробравшаяся на корабль тайком?
— Ни то, ни другое. Просто человек. Это моя профессия.
— Вы говорите так, будто это ваша заслуга, а не случайное стечение обстоятельств, — заметил Римо.
В самом деле, насколько ему было известно, человек до своего появления на свет не занимается проблемой своего будущего.
— Иногда очень трудно быть просто человеком, вам не кажется? — спросила Елена.
В закатных лучах, освещающих ее свежее улыбающееся лицо, она выглядела почти красивой.
— Чтобы так не казалось, надо попытаться стать африканским муравьедом.
Вот это действительно трудно. После такой попытки вы убедитесь, что быть человеком очень легко.
И Римо пошел прочь, досадуя на то, что Елена помешала ему любоваться океаном. Она последовала за ним в застланный коврами зал, а потом — в кабину лифта, ведущего вниз, на палубу Южной Америки.
— Вы на меня обиделись? — спросила она.
— Я что-то не помню, чтобы я просил вас идти за мной, — сказал Римо.
— Мне показалось, что вы нуждаетесь в помощи. Вы, по-моему, очень ранимый человек. Это сразу чувствуется, — сказала Елена.
Римо изучал схему расположения коридоров, заправленную в прозрачный плексиглас. Стена позади него бесшумно раздвинулась, и в ней образовалась щель.
— Мне кажется, вы боитесь любить, — сказала Елена.
— Где находится палуба Ближнего Востока? — спросил Римо. — На этой лодке так легко
