удержался на ногах, едва не свалившись через перила.
Кисть его правой руки, однако, продолжала движение. Все еще сжатая в кулак, с поднятым указательным пальцем она перелетела через балкон, подпрыгнула на краю металлического настила и упала на пол разделочного цеха.
Из обрубка правой руки Чарли хлынула кровь; вспрыгнув на балкон, Римо обхватил одной рукой шею Чарли Ко, другой сжал предплечье — кровь прекратила течь, но сам Чарли ничего не чувствовал из-за невыносимой, ослепляющей боли.
— Ну, приятель, — произнес Римо. — Поговорим сейчас — или предпочитаешь подождать до обеда?
Чарли судорожно выдохнул, понимая, что это конец — но вместе с тем почему-то чувствуя, что, если он заговорит, адская боль пройдет быстрее.
— Нас нанял тот старик... чтобы убить в стране всех, кто ест мясо.
— Каким образом?
— Яд... особый, из двух компонентов... он нам сам его дал. Одна часть должна была идти в мясо, а другая — в специальный газ...
— Для чего?
— Если бы любой из компонентов оказался ядовитым, власти обнаружили бы его и придумали бы противоядие. Яд в мясе сам по себе не представляет ничего — а газ активизирует его, делает смертельным.
— А как вы умудрились отравить мясо?
— Эдди... тот, который был на лестнице... он работал правительственным инспектором на этом заводе. И добавлял яд в чернила, которыми на тушах ставили клеймо... Министерства сельского хозяйства...
Значит, Смит был прав. Римо снова перенес внимание на стонавшего Чарли.
— Где Мэри?
— Отправилась с докладом к главному.
Чиун взглянул на Римо.
— А главный где?
— Отель “Шератон”, номер 1824.
— Надо же... Ничего не забыл?
— Нет, еще... Мэри потом поедет в аэропорт, чтобы с самолета распылять газ над городом...
Римо с отвращением убрал руки. Боль в теле Чарли стихала, но из обрубка правой вновь хлынула кровь.
— Идем, папочка, нам пора, — сказал Римо.
— Нет, сын мой, ты сам должен убить его.
Римо нетерпеливо обернулся к нему.
— Это почему же?
— Так сказано — ты нанесешь удар, который снимет с моего отца бремя позора.
— Ну скажи на милость, где это сказано?
— Ты делай, что тебе говорят, — досадливо покривился Чиун. — Отчего ты всегда, всегда со мной споришь?
Римо подошел к бьющемуся в судорогах телу Чарли.
— И долго еще это будет продолжаться? — устало спросил он. — Каждый раз, как мы получаем новое задание, выясняется, что здесь написано то, там написано это — а делать все должен я один. Нельзя нам просто уйти отсюда?
— Так сказано, — упорствовал Чиун. — Нанести удар должен сын сына опозоренного.
— Никогда ничего такого не читал, — заявил Римо. — Или это опять было написано мелким шрифтом, а, папочка?
— П... пожаЁ — захрипел на полу Чарли Ко.
— Ну, раз так... — пожал плечами Римо. — Ладно.
Шагнув к Чарли, он одним ударом навеки прекратил его страдания.
Чиун низко поклонился.
— Я горжусь тобою, сын мой.
— Мной? — поразился Римо. — Гордишься мной? Мной, потомком белых людей, бледным огрызком поросячьего уха?
— Ну, горжусь — это, пожалуй, преувеличение, — закивал Чиун. — Терплю до сих пор — так, пожалуй, будет вернее. К тому же прошло уже много дней — а моя рукопись еще не появилась на телевидении. О самой важной из своих обязанностей ты забыл — как всегда.
Римо вздохнул.
— И кроме того... когда ты наносил удар, я видел — ты опять согнул локоть правой руки.
— О Боже, снова-здорово, — поморщился Римо. — Он ведь все-таки мертв, не правда ли, папочка?
— Смерть есть смерть, а ошибка — ошибкой, — сварливо возразил Чиун. — Почему, хотел бы я знать, ты снова согнул локоть?
— Объясню по дороге в аэропорт, — с этими словами Римо направился к выходу.
Глава тринадцатая
Погода в этот день была самая что ни на есть летная. Чистое небо, видимость — миль пятьдесят; на западе медленно остывало раскалившееся за день солнце.
Золотые лучи заката еще лишь тронули горизонт, когда мисс Мэри Брофман запросила по радио разрешение на взлет у диспетчерской службы аэропорта.
Доложив главному об успешном устранении двух агентов Дома Синанджу, она начала готовится к полету, несшему миллионам ее соотечественников Последний порог.
Она заполнила до отказа бак своего новенького, белого с оранжевым двухместного “Пайпер Кьюба”, которому сама дала кличку “Годжо” — в воздухе он чрезвычайно напоминал неизвестно по каким причинам полетевшую оранжевую крышу ресторана “Говард Джонсон”. Проверила закрылки, шасси, двигатель, особенно тщательно — моторчик от мотоцикла, приделанный к здоровенной защитного цвета канистре в хвостовой части.
Все было в полной готовности. К ночи миллионы мясоедов во всем Техасе протянут ноги. К утру паника начнется по всей стране. Улицы будут сплошь завалены трупами. Правительство... может, даже и не уцелеет; огромные концерны останутся без своих лидеров. Производство замрет. Фундамент, на котором десятилетия покоилась страна, треснет и начнет разваливаться.
Оставшиеся в живых будут беспомощно бродить по пустым городам. А у нее... до того, как объявят карантин во всем полушарии и утратит действие газ, до того, как первая из соседних стран предпримет первую военную экспедицию на умирающую державу — у нее будут бесценных несколько дней. За эти несколько дней она станет обладательницей несметных богатств. Сокровищ, каких еще никто никогда не видел.
А потом пересядет в другой самолет — и направится к берегам другой страны, где обладание секретом неизвестного яда из двух частей даст ей самое главное — высокий пост и безграничную власть над ближним.
А этот старый дурак доверил секрет отравы своим “последователям”. К утру он сам умрет — уж она позаботится об этом. И тогда не будет никого и ничего между ней и ее заветной целью. Неплохо для никому не известной девчонки со Стейтен-Айленда. Да разве она сама бы поверила, если бы пять лет назад кто- нибудь сказал ей, к чему приведет ее случайная беседа с незнакомым китайцем в публичной библиотеке, где она писала работу по китайской истории?
А вот, однако же... Всего несколько минут отделяют ее от полной, абсолютной свободы.
— “Пайпер Кьюб” Зет-112, ваша полоса — номер три. Счастливого пути. Конец связи.
— Спасибо. Готова к взлету с полосы три. Всего хорошего. Конец связи.
Мэри запустила мотор. Мощный фольксвагеновский двигатель в брюхе самолета плюнул, кашлянул и наконец пробудился. Она почувствовала, как завибрировала рукоятка управления между ее ног; это ощущение всегда наполняло ее почти эротическим возбуждением. Пропеллер погнал колеблющиеся волны по траве; позади взметнулось и росло облако пыли.
