— Да мы ведь приглядываем за нашими ребятами. Сам знаешь, стережем президента — вот потому и нелишне узнать, чем там занимаются наши старые кореша — на всякий пожарный.
— Не думал, что до такой степени...
— После случая с Кеннеди — именно до такой.
— Но его же пришили из окна, — вспомнил Уолгрин. — От такого сам черт не убережет.
— Тебе, конечно, лучше знать. Только беда в том, что президентскую охрану ценят не за количество неудавшихся покушений.
— И обо мне вы тоже, выходит, все знаете?
— Знаем, что ты, как считаешь сам, влип в историю. Знаем еще, что если остался бы с нами — сейчас был бы на самом верху. Знаем, что тамошние фараоны чего-то там завозились — как бы ради тебя, но тебе о том ни полслова. Они могут что-нибудь, твои местные?
— Местные, — вздохнул Уолгрин.
— Ага, — начальник управления понимающе кивнул.
Опустившись в кресло, Уолгрин окинул взглядом небольшой, обставленный выдержанной в серых тонах мебелью кабинет — типичное помещение, в котором работают люди, по роду занятий не принимающие большого числа посетителей. Стаканчик виски старым друзьям в таких кабинетах, как правило, тоже не предлагают. Вообще все помещение более напоминало сейф, чем нечто пригодное для работы — и Уолгрин искренне порадовался в душе, что нашел в свое время силы оставить Службу ради толстых ковров, приемов, ежегодных банкетов и прочих симпатичных атрибутов большого бизнеса.
— Я определенно влип в историю, но затрудняюсь даже объяснить, в чем дело... В принципе — всего- навсего телефонный звонок, но вот голос... пожалуй, он встревожил меня. Я знаю, в бизнесе ты не силен, но можешь поверить мне на слово — бывает, встретишься с кем-то и сразу чувствуешь — этот не бросает слов на ветер. И чувствуешь именно по голосу — есть в нем какая-то точность, определенность, что ли. Не знаю. Но тот голос был именно такой.
— Эрни, ты знаешь, как я тебя уважаю.
— Ты это к чему?
— Один телефонный звонок — это еще не основание.
— То есть для того, чтобы ты пустил своих ребят по следу, мне нужно как минимум умереть?
— Ну ладно, кончай. А почему, ты думаешь, этот тип собирается покушаться на твою жизнь?
— Не имею понятия. Он только посоветовал мне принять к защите все возможные меры.
— А в тот день с утра ты не пил?
— Нет, не пил. Я работал.
— Так вот, Эрни, это — обычный звонок съехавшего с ума выпивохи. Самый что ни на есть. И все эти бредни о том, что тебе, мол, нужно купить пистолет, обзавестись охраной и все такое, «потому что я, приятель, собираюсь выбить тебе мозги» — дело совершенно типичное. Да ведь ты же сам знаешь, Эрни.
— Нет. Он говорил всерьез. Те звонки, о которых ты говоришь, я и правда знаю. С нашей компьютерной системой засечь такой звонок ничего не стоило. Я знаю эти звонки. И я знаю разницу. Это был не сбрендивший пьяница. Не знаю, почему я это чувствую, но можешь верить мне — он говорил серьезно.
— Эрни... боюсь, мне нечем тебе помочь.
— То есть?
— А что мне писать начальству? Что пришел Эрни Уолгрин, посмотрел мне в глаза — что ты сейчас как раз и делаешь — и я, неизвестно почему, вдруг понял, что положение и впрямь аховое? Так сказать, почуял нутром?
— Можешь что-нибудь посоветовать? Денег у меня не так мало.
— Так действуй.
— И каким образом?
— После того, как у нас из-за спины подстрелили Кеннеди, нас основательно перетряхнули, Эрни. Шума особого не было — но трясли будь здоров.
— Я знаю. Имел к этому некоторое отношение.
Брови хозяина кабинета удивленно метнулись вверх.
— Да? Ну, как бы то ни было, толку от этого оказалось немного — что там голове у парня вроде Освальда, заранее ведь не узнаешь; цель была только одна — показать Джонсону, что Служба, которая его охраняет — уже вовсе не та, что проворонила убийцу его предшественника. Однако после чистки многие толковые ребята — действительно толковые — ушли, Эрни. Видно, здорово обиделись. И не нам их винить. Так вот у них теперь собственное агентство...
— Предлагаешь мне отставных полицейских в мундирах без погон? Благодарю покорно.
— Не думай, это не обычное охранное заведение. Они пашут на больших шишек — стерегут заезжих глав правительств, послов, охраняют их резиденции и все такое. Работают даже лучше, чем мы — и то сказать, их клиенты не имеют привычки, сойдя с трапа, ручкаться с каждой шантрапой. Я от этого просто с ума схожу. Слушай, какого черта президентом обязательно становится политик? Выбрали бы кого-нибудь... Говарда Хьюза, не знаю... Нет — все политики. — Он помолчал. — А что ты говорил, будто имеешь какое-то отношение к чистке?
Уолгрин пожал плечами.
— Я делал для президента кое-какую работу, — произнес он. — По охранному ведомству.
— А для какого именно президента?
— Для всех. Вплоть до нынешнего.
Охранное агентство бывших сотрудников Службы безопасности называлось «Палдор». Отрекомендовавшись также бывшим сотрудником Службы, Уолгрин был препровожден на сей раз в кабинет того типа, к которому он привык — хороший вкус в сочетании с элегантной строгостью.
Цветущие вишни и блестящая лента Потомака за окнами. Скотч со льдом. Внимательный взгляд, полный сочувствия. Собеседника Уолгрина звали Лестер Пруэл, и о нем Уолгрин кое-что знал. Внешне мистер Пруэл являл собой тип загорелого блондина шести футов ростом, с внимательным, острым взором голубых глаз. В облике его ощущалась некая вежливая непринужденность, которую никогда не увидишь у сотрудников правительственного аппарата — безошибочный признак того, что этот человек сам принимает решения. Решением, которое он принял в отношении Эрнеста Уолгрина, было категорическое «нет».
— Я бы рад помочь, — Пруэл покачал головой, и в солнечном луче вспыхнули его тщательно зачесанные назад светлые с сединой волосы, — но, приятель, это же всего-навсего телефонный звонок.
— Я хорошо заплачу.
— Мы берем не меньше ста тысяч — и это так, приехать посмотреть. А представь, во сколько встанет настоящая работа. Имей в виду — мы ведь посылаем не компанию отставных сержантов в синих пижамах, которым осталась пара шагов до биржи труда. Наша охрана — с гарантией.
— Да, выйдет немало.
— Милый мой, да мы бы сделали все за так — если бы были уверены, что на то действительно есть причина. Связи со своими мы стараемся поддерживать. И уж если на то пошло, с удовольствием предложили бы тебе, Уолгрин, место в нашей конторе. Только, похоже, для старой служебной собаки ты и так весьма недурно устроился.
— Мне угрожает смерть, — ответил Уолгрин.
— Слушай, ты в последнее время не слишком налегал на секс? В нашем возрасте такое случается — теряешь вдруг чувство меры. Мы-то с тобой ведь хорошо знаем, что один телефонный звонок...
Вечером следующего дня Эрнест Уолгрин из Миннеаполиса, штат Миннесота, вылетел в Манчестер в Нью-Гемпшире для опознания трупа своей жены.
Шприц вонзили в затылок — словно желая ввести что-то прямо ей в мозг. Но шприц был ветеринарным — и в мозг не было введено ничего, кроме длинной толстой иглы. Иглы и струи воздуха.
Струя воздуха, попавшая в сосуд — смерть наступила почти мгновенно. Тело обнаружили на заднем сиденье машины, принадлежавшей брату Милдред. Никаких отпечатков ни в машине, ни на самом шприце найдено не было. Как будто кто-то — или что-то — незамеченным появился в этом безмятежном северном краю лишь для того, чтобы сделать свое дело — и затем исчез также незамеченным. Мотивы были тоже неизвестны.
