— Для траурного ритуала? Мне кое-что известно о Синанджу, папочка. Я знаю, что так оплакивают только кровь родного человека.
— Твоя жизнь настолько не имела цены, что я решил таким путем ускорить твою смерть, — сварливо проскрипел Чиун. — А ты взял и не умер. Зря я тратил деньги на свечи.
— Ничего, мы возместим тебе расходы. А знаешь, Чиун, даже если я никуда не гожусь, тебе все-таки повезло, что у тебя есть сын — я. Здорово, должно быть, иметь сына!
— Здорово иметь хорошего сына, — ответил Чиун. — Иметь такого сына, как ты, — все равно, что не иметь никакого. Ты совершенно ничего не соображаешь, Римо.
— К тому же я жирен. Этого тоже не забывай.
К моменту появления Римо на веранде Смит закончил осмотр женского трупа.
— Это Шийла Файнберг? — спросил он.
— Она самая, — ответил Римо.
Смит кивнул.
— Что ж, по крайней мере она перестанет делать из людей тигров. Вы случайно не узнали у нее имен тех, которые по-прежнему остаются в Бостоне?
— Нет, — сказал Римо.
— Тогда после возвращения вы их быстро устраните. Теперь, когда вы знаете их повадки, это не составит для вас труда.
— Я туда не вернусь, Смитти, — сказал Римо.
— Но они все еще там. И все еще убивают.
— Скоро перестанут. Скоро им крышка.
— Вы так уверены?
— Уверен. Я же сказал: она не была беременна.
На этом Римо прекратил всякие разговоры. Он хранил молчание, пока джип вез их на аэродром, где дожидался частный самолет Смита.
Только в самолете Чиун осторожно обратился к нему:
— Она менялась в обратную сторону?
Римо кивнул и спросил:
— Как ты догадался?
— Ее тело утратило прежнюю гибкость. Это существо уже не могло двигаться так, как то, которое утащило тебя на прошлой неделе из санатория.
— Ты прав, папочка, — сказал Римо. — Ее рвало. Она решила, что это утренняя тошнота, свидетельствующая о беременности, но причина была в другом. Ее организм отторгал привнесенные изменения. Менялись ее формы, она была уже не такой сильной. Она была на пути назад.
— Значит, остальные, те, что в Бостоне, тоже пройдут этот путь...
— Правильно. Поэтому мы можем оставить их в покое.
К ним подсел Смит. Чиун сказал:
— Но попытка была неплохой. Если бы можно было справиться с отторжением и получить немного этой НКД...
— ДНК, — сказал Смит.
— Ну, да. У вас, кстати, не найдется?
— Нет.
— Не сможете достать для нас бутылочку?
— Вряд ли ее продают бутылками. Зачем вам?
— Последнее время я усиленно практикуюсь в терпимом отношении к низшим народностям. Если вы обратили внимание, я давно не напоминал вам, что вы белые. Это — часть моей новой программы терпимого отношения к низшим мира сего. Если бы мы раздобыли этой ДНК, можно было бы превратить в желтых всех белых и черных. Потом мы бы подняли их умственный уровень до корейского, а потом еще выше — до северокорейского. Улавливаете?
— Пока да, — сказал Смит.
— В конце концов мы бы всех северокорейцев превратили в лучших из людей, какие когда-либо появлялись на земле, — по образцу одного-единственного уроженца Синанджу. Вы только вообразите такое чудо, император!
— Точно, Смитти, — подхватил Римо. — Пораскиньте мозгами. Четыре миллиарда Чиунов!
— Я не смогу достать ДНК, — поспешно ответил Смит.
— Он согласен и на центрифугу, — со смехом сказал Римо.
Чиун высказался в том смысле, что какой бы ни была его терпимость, белым свойственно отказываться от хороших предложений, даже если речь идет о последнем для них шансе улучшить свою породу.
Перейдя на корейский, он сообщил Римо, что это станет темой его следующей книги.
— Следующей? Где же последняя?
— Я решил не тратить на вас силы. Вы бы все равно этого не оценили.
Вот следующая книга обязательно приведет вас в чувство.
— Когда ты собираешься ее написать? — спросил Римо.
— Я бы сильно продвинулся уже сейчас, если бы не пришлось тратить столько времени на тебя. Если ты оставишь меня в покое и будешь соблюдать тишину, я ее мигом закончу.
— Я буду стараться изо всех сил, — пообещал Римо.
— И, как обычно, у тебя ничего не получится, — сказал Чиун.
