боясь попасть в сети шпионского заговора, если не доложат начальству все, что им известно. А немцу доставляло удовольствие дразнить Носорога. Кто знает, может быть, к тому времени, когда их совместная работа закончится, ему удастся вернуть этого русского верзилу-полковника на землю, к нормальной человеческой жизни.
Подойдя к кровати, он поцеловал блондинку и провел пальцами по ее груда, отчего по коже у нее побежали мурашки.
— Ты зачем смутила парня? — укоризненно проговорил он.
Она запустила руку ему под халат и сказала:
— Это его только закалит.
Немец отступил назад.
— Я уже закалился, насколько это мне необходимо. А теперь меня призывают мои обязанности.
Лежа в постели, она наблюдала, как он одевается.
Быстро собравшись, он спросил:
— Ты меня подождешь?
— Конечно. Куда же я денусь?
Он еще раз поцеловал ее и сказал:
— Я буду скучать по тебе, когда вернусь в Германию, liebchen.
Она поцеловала его в ответ и ехидно заметила:
— Об этом мы поговорим в следующий раз.
Когда его везли к Соркофскому, он все еще думал о ней. Она была действительно приятным развлечением, и оставалось только надеяться, что, когда придет время уезжать, она не станет ему устраивать сцен. Он действительно очень скучал по жене.
Соркофский ожидал Бехенбауэра, сидя за столом в своем небольшом кабинете в Олимпийской деревне.
— Ваш посыльный сказал, что дело очень срочное.
— Прочтите вот это, — сказал русский, протягивая через стол бумагу.
Бехенбауэр сел и прочел краткое послание. Соркофский, запомнивший текст наизусть, повторял его про себя: «От имени организации „Южно-африканцы за равноправие спортсменов“ мы требуем отменить Олимпийские игры. Если они не будут отменены, все американские спортсмены будут уничтожены. Для убедительности мы продемонстрируем нашу силу в день получения вами этого письма. Да здравствуют свободные Родезия и Южно-африканская Республика».
— "Продемонстрируем нашу силу" — процитировал Бехенбауэр, возвращая письмо. — Но у нас достаточно жесткая система охраны.
— Она может оказаться достаточно жесткой только теоретически, — возразил русский.
— Почему вы так считаете?
Соркофский провел ладонями по лбу, отирая влагу. Он чувствовал себя совершенно измотанным. Минувшим вечером у его младшей дочери подскочила температура, и он всю ночь просидел возле нее. К утру ей стало лучше, но он не спал ни минуты, и теперь это давало о себе знать.
— Слишком много людей из разных стран, — сказал он. — Нельзя быть уверенным ни в чем. Люди постоянно бродят по всей территории. — Он махнул рукой, указывая на целую кипу донесений, лежавших на столе, и в сердцах схватил первое попавшееся. — Вот. Двое американцев гуляли по Москве. Обнаружены солдатами в ресторане.
— Явно шпионы, — сказал Бехенбауэр. — У нас были все основания это предполагать. Но это не террористы. — Однако его любопытство было задето, и он спросил: — И кто они такие?
— Американский бегун Римо Блэк. Вот его фотография. Очень неприятная личность. Фамилия женщины Литтлфизер — прямо как в ковбойском фильме. Гимнастка. Сказали, что потерялись. Назвались вымышленными именами. — Полковник положил донесение на место. — Ничего особенного. Таких, как они, полно. Меня вот что беспокоит. — И он указал на послание Ю.А.Р.С.
— Продемонстрируем силу, — повторил Бехенбауэр. — Хотел бы я знать, что это означает.
Лицо немца посуровело, и Соркофский понял, что тот вспомнил об ужасах Мюнхена.
— Может быть, нам повезет, и мы этого не узнаем, — проговорил Соркофский.
Демонстрацией силы оказался взрыв.
Он произошел в продовольственном киоске на территории деревни в первой половине дня, когда поблизости не было никого из спортсменов.
Джек Муллин, выполнявший в Москве функции руководителя команды Барубы, счел за лучшее, чтобы от этого взрыва никто не пострадал. Страх следовало внушить исподволь, постепенно, шаг за шагом, и слишком ранние жертвы могли только повредить их плану.
Муллин послал одного из мнимых барубских спортсменов купить чего-нибудь прохладительного, и тот, уходя, «забыл» возле киоска свою спортивную сумку. Муллин, наблюдавший за этим с безопасного расстояния, подождал, когда возле киоска никого не будет, и нажал кнопку пускового устройства у себя в кармане. После чего убрался восвояси.
Римо и Чиун услышали взрыв, находясь на трибуне стадиона, откуда наблюдали за тренировкой бегунов, пробовавших искусственную гаревую дорожку вокруг большого футбольного поля.
— Взрыв, — сказал Римо.
— Может, сходишь, — отозвался Чиун. — Меня это не интересует.
Он все еще дулся после того, как Римо четко объяснил ему, что просто не сможет вывести из строя всех спортсменов, чтобы таким образом получить возможность выиграть все золотые медали.
— А не мешало бы поинтересоваться, — заметил Римо.
— Меня интересует только твоя золотая медаль, и больше ничего.
— Ну да. Потому что тебе захотелось прославиться, попасть на телевидение и заработать на рекламе, правильно?
— Приблизительно так.
— Так вот что я тебе скажу, Чиун. Если погибнет кто-нибудь из спортсменов, все внимание телевидения и прессы будет обращено только на это убийство. Даже имени моего в газетах не появится. И никто у меня не будет брать интервью. Я буду просто ничто, а это значит, что и ты ничего не получишь. Так что лучше бы тебе поинтересоваться.
— Чего ж ты мне сразу не объяснил, — сказал Чиун. — Чего ж мы тут сидим и тратим время на разговоры?
— Затем встал и понюхал воздух, точно ищейка. — Туда, — сказал он и бросился бегом в сторону, откуда донесся взрыв.
Только Соркофский с Бехенбауэром двинулись к двери, чтоб выяснить, что означает этот звук, как в радиомониторе на столе полковника раздались щелчки.
Докладывал один из агентов службы безопасности, установивший, что взрыв произошел в продовольственном киоске.
— Убитые или раненые есть? — спросил Соркофский в микрофон.
— Пока неизвестно, — ответил голос.
Соркофский и Бехенбауэр выбежали из кабинета.
Прошмыгнув мимо охраны, которая пыталась восстановить порядок до прибытия на место происшествия офицера, Римо и Чиун получили возможность в течение четырех минут пошарить среди обломков кирпича, оставшихся от киоска, прежде чем их попросили удалиться.
Этих четырех минут им было вполне достаточно.
Чиун подобрал небольшой кусок плотной ткани, лежавшей под доской, которая до того была прилавком, и передал его Римо. Тот пощупал и сказал:
— Похоже, от спортивной сумки.
Чиун кивнул.
— Вполне резонно. Сумку у прилавка совершенно спокойно мог оставить кто угодно. А что в этой сумке примечательного?
Римо снова осмотрел ткань, пока агенты службы безопасности отгоняли их от груды развалин.
Когда они с Чиуном оказались за линией милицейского оцепления, Римо сказал:
