могучий русский ракетно-ядерный кулак. Пусковые установки первой и второй очереди сработали автоматически, их смертоносный груз был готов к отправке. Мищенко велел налить каждому из своих подчиненных по чарке водки и наконец нажал кнопку, дающую окончательную команду.
Он поднял тост за Родину-мать. Он выпил за народ великой страны. Он выпил за коммунистическую партию. Он выпил даже за былых царей.
Потом вдруг заговорил сержант.
— А разве мы не должны были почувствовать, как затрясется земля, когда стартуют ракеты?
— Я ничего не чувствую, — ответил лейтенант. — Я перестал что-либо чувствовать после первого тоста.
— Но, товарищ лейтенант, я помню, как это было, когда мы направляли учебную ракету в район Тихого океана.
— Это та, которая приземлилась в Антарктиде?
— Да, товарищ лейтенант. Та, которую мы целили в район Тихого океана.
— Да, помню.
— Ну, тогда земля затряслась, — напомнил сержант.
— Да, земля тряслась. Наши ракеты-носители очень мощные. Советский Союз — могучая страна.
— Но мы только что выпустили все наши ракеты, а земля не затряслась ни капельки, — испуганно пролепетал сержант.
Лейтенант отвесил ему оплеуху.
— Ты что, хочешь сказать, что мы не исполнили свой долг? Что мы предали Родину-мать?
— Нет, товарищ лейтенант. Мы не предали Родину-мать. Жиды предали нас, немцы предали нас.
Так ответил сержант, вспомнив, что говорилось на уроках партполитпросвета по поводу любого русского, у которого есть примесь еврейской или немецкой крови. Считалось, что такие люди недостойны оберегать Родину-мать. Только чистокровные русские могли служить в ракетных войсках.
— Это возможно, — согласился лейтенант.
— Ракеты не взлетели, — прорычал маршал Мищенко. — Они не взлетели.
Он снова попытался связаться с Москвой. На этот раз ему ответили. Нет, по Москве не было нанесено никакого удара, и нет, никакого приказа «Огонь» не отдавалось. А что? Какие-нибудь ракеты ушли на цель?
Мищенко послал офицеров к шахтам пусковых установок. Они заглянули в каждую.
— Нет, ни одна ракета не ушла на цель, — сумел наконец отрапортовать Мищенко.
И ни с одной из остальных девятнадцати баз ни одна ракета не поднялась в воздух.
Ужас всего случившегося наконец дошел до руководства.
Система стратегических ракетных вооружений Советского Союза не сработала.
И теперь перед стратегами в Кремле встал вопрос принципиальной важности.
В свое время, прежде чем сбить корейский пассажирский самолет на Дальнем Востоке, ему четырежды посылали сигналы предупреждения. Четыре разные радиолокационные станции приказывали самолету покинуть воздушное пространство СССР. К сожалению, на всех четырех станциях стояло оборудование советского производства, и только после того, как самолет был сбит, советское руководство осознало, что корейцы вовсе не ослушались приказа они его просто-напросто не получили.
И тогда перед Советским Союзом встала дилемма: либо признать собственную технологическую отсталость, либо вызвать гнев и осуждение мирового сообщества. Вопрос был прост, и Кремль без долгих размышлений решил: пусть весь мир полагает, что мы хладнокровно и без всякого повода скинули с небес на землю три сотни гражданских лиц.
Но на этот раз вопрос был потруднее.
Можно было так и оставить ракеты — пусть себе сидят в своих шахтах и пусть весь мир продолжает верить, что СССР в любой момент может ими воспользоваться.
Или же их можно наладить. Если начать их налаживать, то американцы могут догадаться, что тут что-то не так. Но если их не налаживать, то американцы опять-таки могут обо всем догадаться, и тогда прощай, внешняя политика.
Было решено ракеты наладить.
И в этот кризисный момент понадобились люди, прекрасно разбирающиеся в краденой американской технологии. Таких людей можно было найти только в одной стране.
Уже к полуночи триста японских специалистов были в Москве. Они не только могли гарантировать, что ракеты сработают как надо, но даже вызвались реконструировать пусковые установки так, чтобы они стали дешевле, и к тому же обогатить ядерные заряды так, чтобы при выпадении радиоактивных осадков на Америку обрушились такие смертоносные яды, что там бы на целых двести лет не осталось никакой, даже растительной, жизни.
Они настаивали на том, чтобы русские дали незамедлительный ответ, потому что руководителям делегации надо было срочно возвращаться в Японию для участия в подготовке Дня памяти жертв Хиросимы, чтобы выразить протест против использования американцами ядерного оружия, которое те применили, чтобы кончить войну, развязанную Японией.
И прежде чем американская разведка пронюхала о неполадках с ракетами, японцы уже починили их так, что они стали работать лучше, чем когда-либо, и плюс к этому открыли на ракетной базе маршала Мищенко пункт по продаже своих автомобилей, причем значительная часть прибыли шла маршалу.
Как-то так получилось, что это были единственные машины, способные нормально функционировать в условиях сибирских морозов.
Когда никаких облаков в форме грибов не появилось, а город Сан-Диего — где-то там, дальше по побережью — так и не осветился ярким пламенем, Абнер Бьюэлл понял, что что-то не заладилось. Он решил перепроверить все программы и обнаружил неполадки в русских ракетах раньше самих русских. Конструкции ракет и пусковых установок были в порядке, но за ракетами плохо ухаживали, и в условиях суровой сибирской зимы все металлические части оказались подверженными коррозии. Русские ракетные генералы жали на бесполезные кнопки.
Рыжеволосая фотомодель — ее звали Марсия — все еще была в его доме. Когда он занимался своим компьютером, она низко склонилась над ним, прижавшись к его плечу, а когда он сказал ей, что мир не будет разрушен так скоро, она показалась ему расстроенной, и Абнер Бьюэлл подумал, что он, возможно, влюбился.
— Что тебя так разочаровало? — спросил он.
— То, что я не увижу взрывы и много-много трупов.
— А зачем тебе это?
— Затем, что все остальное мне надоело.
— Ты бы тоже погибла.
— Дело того стоит.
— Раздевайся, — велел он.
Потом он долго пытался решить, кого он хотел бы заставить нанести первый удар — русских или американцев.
Он никак не мог прийти к окончательному решению, и просто для того, чтобы скоротать время, решил покончить с нью-йоркской проблемой. Ему ужасно надоела Памела Трашвелл и этот ее новый телохранитель — тот, чьи отпечатки пальцев не были нигде зарегистрированы, тот, который отказался принять деньги от банковского автомата. Может быть, сгодится что-нибудь элементарное, подумал Бьюэлл. Может быть, драка со смертельным исходом.
Он обернулся к Марсии. Ее одежда лежала на полу — там, где она се бросила.
— Хочешь посмотреть, как я жутким образом прикончу эту парочку? — спросил Бьюэлл.
— Больше всего прочего в этом мире, — ответила Марсия.
— Хорошо.
В компьютерном отделении банка на Уолл-стрит Памела Трашвелл взвизгнула дважды. Один раз от восторга, что им удалось добраться до баз данных; второй — от ужаса, когда она увидела, как все записи исчезают у них прямо на глазах.
Пока она занималась поиском источника команд, управляющих базами данных и денежными расчетами,
