откупиться, если выиграет — она получит истинное наслаждение, присутствуя при этом.
Но самое главное, что ей сейчас было все равно, что произойдет. Ей хотелось быть рядом с Римо.
— Да, я совершенно уверена. Похоже, это именно те джунгли. У него была замечательная гасиенда.
— У всех здешних диктаторов такие, — сказал Римо.
— У него была островерхая шляпа.
— И это здесь не редкость.
— А нос у него не висел как слива, — сказала Кэти. — И волосы не такие, будто сделаны на пластиковой фабрике.
— Может, это Экман-Рамирес, — сказал Римо. Он видел однажды фотографию в журнале.
— Он сказал, что хорошо заплатит за опыт. Я и не знала, что это принесет столько страдания. Бедные животные.
— Ты сама видела это оружие?
— Он сказал, что оно у него есть. Он его спрятал. Я должна была догадаться.
— Почему? — спросил Римо.
Он заметил, что ей трудно идти по тропе. Местные посмотрели на его запястья и сразу стали ему доверять.
Почему, он не знал. Но он был уверен, что они смотрели на его запястья, когда говорили не только, где живет генералиссимус, но и где он сейчас.
— Все эти статьи. Я им не верила. Я думала, там все вранье, а ты говоришь, что это может принести вред людям.
— Ты что, не видела там животных? — спросил Римо.
— Видела. И видела, как они страдают. Да, — сказала Кэти.
Она сделала так, что ее блузка распахнулась, обнажив вздымающуюся грудь, блестевшую на сангаутском солнце. Кэти умела так изящно распахнуть блузку, что могла делать что угодно со взглядами мужчин, заставляя их наклоняться через стол, выворачивать под немыслимым углом шею и забывать о том, о чем они должны были в тот момент думать. Правильно распахнутая блузка была для нее так же незаменима, как портативный компьютер.
Но этого мужчину ее тело не интересовало. Казалось, он осязает все вокруг себя и знает, где тропа, чего он знать никак не мог. Ей он сказал, что он это чувствует.
— У тебя блузка расстегнулась, — сказал Римо.
Кэти подняла глаза и кокетливо на него взглянула.
— Правда?
И она дала ему возможность насладиться тем, что выпирало у нее из бюстгальтера.
— Да. Так почему ты решила, что не причинишь зла?
— Я слишком доверчива, — сказала она. Она вдруг поняла, что джунгли полны созданиями, которых она не видит. Какими-то существами с волосатыми лапами и мелкими зубами, которых, возможно показывали по телевизору, как они откладывают яйца или едят что-то такое же волосатое и зубастое.
Статьи в журналах не могут передать запах или то, что чувствуешь, когда проваливаешься в настил из листьев у тебя под ногами, туда, где наверняка куча этих волосатых страшилищ.
— Ты женат? — спросила она.
— Кажется, я уже говорил, что нет. Не ступай так тяжело, — сказал Римо.
— У меня прекрасная походка, — сказала Кэти.
Ее перестали волновать джунгли. Она вдруг обиделась.
— Вовсе нет. Хряп-хряп. Постарайся не давить на землю. Относись к ней, как к другу. Иди с ней вместе. И тебе, и ей будет легче, а мы не будем сообщать о своем приближении всем за холмом.
Кэти ничего не видела за густой листвой. И холма она не видела.
— Откуда ты знаешь, что там что-то есть?
— Знаю. Идем. Иди вместе с землей.
Вымотанная Кэти попробовала пойти вместе с землей, чтобы показать, что у нее ничего не получается, но поняла, что, следя за Римо и думая о том, что он сказал, она не просто идет, а скользит. Она закрыла глаза и тут же споткнулась. Ей надо было на него смотреть.
— Где ты этому научился?
— Научился, — ответил Римо.
— Это просто замечательно, — сказала она.
— Обыкновенно. Экман-Рамирес, он какой?
— Он социопат. Они самые искусные в мире лгуны. Ведь сумел же он меня убедить. Зря я не поверила статьям в журналах. Решила, что это пропаганда.
— Нет. Они просто не знают, что делают. Никто не знает, что делает. Никто. Эти типы спалят Землю своей штуковиной.
— Некоторые люди знают, — сказала Кэти. — Тот, кто научил тебя так ходить, знает. Наверняка знает. Или это была она?
— Он.
— Твой отец?
— Т-сс.
— Кто?
— Некто, и все, — сказал Римо.
Он подумал о Чиуне, отправившемся на поиски старого дерева и золота, собрания дани за тысячу лет. Кое-что давно потеряло свою цену, когда современные люди научились производить то, что раньше было редкостью. А остальное? Чего будет стоить рубин, если на Земле не останется никого, кто сможет его оценить? А Чиун все равно ушел.
— Знаешь, я без него не скучаю, — сказал Римо.
— Без того, кто тебя учил?
— Псих, вот и все. Всегда сам себе голова. Спорить с ним бесполезно.
— Тот, кто тебя учил?
— Никогда не мог. И не буду. Понять не могу, почему я этого из головы не выкину.
— Это ты про того, кто тебя учил? — снова переспросила Кэти.
— Смотри, как идешь, — сказал Римо.
— Я впервые вижу, как ты сердишься. Мне казалось, с тобой такого не бывает.
— Постарайся идти, как я сказал.
Это было уже второй раз. Ясно, что есть кто-то, кого он любит. Но что это за отношения? Не поэтому ли она его не интересует? Может, его вообще женщины не интересуют?
— Смотри, как идешь, — сказал он.
Оказалось, что он совершенно прав. Впереди показалась гора. А на самой ее вершине, словно белый драгоценный камень, под красной крышей была классическая гасиенда, окруженная отнюдь не классическими пулеметными гнездами. У ворот была свирепая стража, а на крыше было понатыкано столько антенн, что их хватило бы, чтобы направить атаку с воздуха на всю остальную часть Южной Америки. Земля вокруг гасиенды была ровная, укрыться там было невозможно.
— Ой-ой-ой, — сказала Кэти. — Мы туда никогда не попадем.
— Это защита только от бандитов. Куда он спрятал эту штуку?
— У него спроси, — сказала Кэти.
— Если ты боишься, можешь подождать здесь, я потом за тобой приду.
— Нет. Со мной все в порядке. Я в долгу перед человечеством и должна расплачиваться за принесенное мной зло, — сказала она.
Она вовсе не желала ограничиться этой мерзкой прогулкой по джунглям и пропустить сворачивание шей и крушение костей. Если бы она искала безопасности, то осталась бы в Лондоне, а этого послала бы в Тибет или еще куда.
— Держись рядом.
— Ни на шаг не отойду.
