В Иерусалиме профессор археологии после недолгого изучения сообщил Римо, что такие доспехи носили арабские воины за много веков до рождества Христова. Профессора крайне изумило то, что выглядели древние трофеи совсем как новые.
— То есть совершенно! Смотрите, вот клеймо мастера. И вот, видите — в насечке остался воск. Но уверяю вас, этот способ изготовления воска утерян в третьем столетии!
— Да, я заметил.
— Это, несомненно, подделка, но... но это невозможно, ибо все приемы, при помощи которых сделаны эти доспехи, забыты века назад! Как вам удалось изготовить их? Умоляю, признайтесь!
— Да что вы, я не умею этого.
— Где же тогда вы их взяли?
— Сувенир на память. Друг подарил.
— Чем, вы думаете, могло быть проделано это отверстие? — профессор указал на обширную дыру в золоченой дамасской стали.
Подумав, Римо со вздохом произнес:
— Кулаком, профессор.
В отеле «Царь Давид» его встретила драгоценная Пу, освоившая за это время два новых английских слова.
— Кондоминиум! «Блумингдейл»! — с триумфом изрекла она.
За время, пока его не было, Пу успела познакомиться с очаровательной леди из Нью-Йорка. Леди очень жалела Пу, потому что та не одевалась по-западному. Вместе с новой знакомой они прошлись по иерусалимским магазинам, чтобы обновить ее гардероб. Там на столике пустяковый счет — каких-то восемнадцать тысяч долларов.
— Как ты ухитрилась потратить восемнадцать тысяч в стране, которая производит в основном автоматы?
— Но у меня же совсем ничего не было! — Пу надулась. — И даже мужа в первую брачную ночь тоже не было.
— Тогда уж лучше трать сколько влезет.
— Деньги не могут заменить любовь.
— Да? Почему это?
— Потому что я хочу кондоминиум и счет в «Блумингдейл».
Внизу в вестибюле Римо ждало письмо. На конверте стоял штемпель Белфаста. В письме говорилось: «Я жду тебя».
Из американского посольства Римо связался со Смитом, и вскоре подводная лодка уже несла его к берегам Корейского залива — к милым сердцу берегам Синанджу, родины наставника белого Мастера.
— Это ты послал мне из Ирландии письмо, папочка? Мне его передали в вестибюле «Царя Давида».
— Царь Давид, — Чиун досадливо поморщился, — был ужасным властителем. Евреи правильно сделали, что избавились от него. Он устраивал бесконечные войны. Для того чтобы похитить царицу Савскую, было достаточно нанять ассасина — так нет, он устроил настоящее побоище. В котором, кстати, погиб муж этой девицы. А кем он кончил? Персонажем этой... Библии. Вот что бывает, если вместо честной сделки с ассасином устроить войну.
— Иными словами, это было не твое послание.
— Каждая секунда, в течение которой ты не занят поисками сокровища, пропадает зря. Почему, скажи, должен я тратить на тебя свое время?
— Вопросов больше нет. Благодарю, папочка.
— Что, Пу уже понесла?
— Нет, если только не совратила там кого-нибудь из местных хасидов.
— Свое обещание ты не выполнил, — помрачнел Чиун.
— Я сказал, что сделаю это, но не сказал, когда именно.
В Белфасте, по улицам которого сновали английские броневики, не давая протестантам и католикам возможности окончательно истребить друг друга, а в тюрьмах томились сторонники этого самого истребления, питая тщетную надежду на призрачный уход англичан, который позволит им раз и навсегда разрешить противостояние двух конфессий одной религии, не затихавшее в течение многих столетий, в паб под названием «Боров и арфа» вошел невысокий, крепкого сложения человек в сером пиджаке и поношенной вельветовой кепке. Заказав для всех присутствующих пива, он поднял в воздух свой бокал с «Гиннесом» и с улыбкой произнес:
— Поднимаю этот бокал за нашего обожаемого премьера! Да правит всеми нами еще многие годы мисс Хейзл Терстон, премьер-министр Великобритании! За ее здоровье, друзья!
За соседними столами раздались громкие ругательства. В воздух полетели пивные кружки.
По-прежнему улыбаясь, незнакомец осушил бокал.
Громко рыгнув, он поставил его на стол. В руках сидевшего у стойки молодца заблестела сталь револьвера.
— Ребята! — Пришелец поднял руку. — Вы тут материте нашу обожаемую премьершу, от которой тянет блевать и протестантов, и католиков вот уже сколько лет! Так, или я ослышался?
Раздался выстрел. Пуля прошла над головой незнакомца, отколов длинную щепку от панели потолка.
Чужак снова поднял руку:
— Но если именно ее вы так ненавидите, какого же хрена стреляете в меня? Пойдите и забейте ей пару пуль в глотку!
— Ты козел, приятель. Или не знаешь, что ее охраняют так, как не стерегут даже брильянты их долбаной короны?
— Ну а вы-то что собираетесь делать? Так и будете палить в новобранцев из Лондона?
— Делаем то, что хотим, парень, — прогудел громила за крайним столиком.
— Да ни фига вы не делаете, ребята. — Незнакомец присел на край стола. — Прости, дружок, но вы тут просто просиживаете задницы. И боитесь тронуть даже волосок на этой английской глисте, а ведь пора, давно пора, братцы!
— А ты выйди на улицу и скажи им все это, — посоветовали из угла.
— А зачем? Я ведь говорю это вам, ребятки.
— Тогда, приятель, придется именно нам сделать тебе в башке хорошую вентиляцию.
— А почему нет, дружище? Ведь это во сто крат легче, чем прижечь задницу нашей обожаемой премьерше, мисс Хейзл Терстон, дьявол ее забери! Добавишь в Белфасте еще одного жмурика, а сам пойдешь в тюрьму Мейз осваивать тамошнюю тактику голодовки. Диета тебе не повредит. Да смотри, там и сдохнешь. Ничего не скажешь, подходящее занятие для сына Ирландии — голодать во славу английской суки, которая не будет возражать, если все парни в Белфасте отправятся вслед за тобою! Скажешь, не так?
— Ты кто такой?
— Я тот, кто еще помнит ту Ирландию, за которую дрались топором и мечом ваши предки, настоящие ирландцы Или все забыли битву при Бойне, где и ирландские, и британские воины дрались как львы? А кто вы теперь? Все, на что вы способны, — ворваться к соседу в дом и уложить во время ужина его и его семейство. Что с вами, парни? Вы ирландцы или шведы какие-нибудь?
— Да при чем тут шведы?
— А притом, что этих уже не заставишь воевать, хоть сядь им на голову.
— А мы с ними воевать и не собираемся. У нас и так тут, в Белфасте, войны хватает.
— Нет. В том-то все и дело, ребята. Не хватает ее вам — Незнакомец сунул в карман кепку. — Если бы у вас тут и правда была война — настоящая война, я бы сказал, старомодная, — вы бы вышли на улицы под музыку боевых волынок и встретились с врагом лицом к лицу, и все решилось бы в один день, а не растягивалось на сколько их есть в году, включая Рождество и День непорочного зачатия. Все было бы кончено — однажды и навсегда. Победитель получает все, проигравший платит. Чего вам терять, сами подумайте?
— Безработицу, — хмыкнули за соседним столом.