уме все те знания, что я пытался дать тебе многие-многие годы.
— Да я же говорю о нескольких часах, — защищался Римо.
— Ты говоришь о неуправляемой грязной похоти к этой русской блуднице, коей ты предаешься вместо того, чтобы блюсти преданность твоей драгоценной супруге Пу.
— Сокровища получишь завтра.
Местом, которое выбрал для передачи сокровищ Эрисон, оказалась полоса земли, поросшая ржавой осокой, под которой на многие мили тянулись бетонные бункеры. Тут и там были видны тоже бетонные и тоже поросшие осокой танковые ловушки. Тянулась эта земля вдоль франко-германской границы и носила некогда название линии Мажино.
Название это прочно закрепилось за одним из величайших военных поражений в истории.
Сейчас даже демонтаж этого гигантского комплекса потребовал бы от французского правительства огромных денег, но в свое время линия Мажино считалась подлинным шедевром фортификации. Под ее защитой Франция могла вести свою внешнюю политику под самым носом у раздосадованных немцев. И когда Германия напала на Польшу, Франция вступилась за своего маленького союзника. Ведь у нее была линия Мажино! Которую немцы просто обошли.
Франция проиграла войну.
Вторая мировая еще только началась, но линия Мажино умерла навеки.
В одном из полуразрушенных бункеров, похожем на гигантский бетонный гроб, и ожидал Римо, весело насвистывая, мистер Эрисон. Его глаза сверкали даже в сырой темноте. В руках мистер Эрисон держал огромный фарфоровый сосуд, на котором были изображены розовые фламинго. В лапе у каждой птицы был зажат золотой скипетр с бриллиантовой верхушкой — эмблема полузабытой династии. Но Римо узнал ее.
Эту вазу он видел и раньше стоявшей на бархатной подставке среди тридцати или сорока точно таких же ваз. Он никогда не видел ничего подобного в других местах, потому что маленькая страна, где правила эта династия, была поглощена огромной империей, которую позже назвали Китаем.
Эту вазу он видел в сокровищнице Дома Синанджу. Эрисон протянул Римо драгоценный сосуд.
— Остальное можешь получить тоже. Но наша сделка с Чиуном должна быть признана недействительной.
Римо без труда видел его в темноте, даже если бы его глаза не блестели словно горящие угли. Но Анна в темноте видела плохо, поэтому Римо пришлось держать вазу одной рукой, успокаивающе поддерживая другой локоть женщины.
Эрисон ждал, по-прежнему весело насвистывая. Римо вдруг почувствовал, как вздрагивают бетонные стены. Словно по поверхности земли над бункером шла колонна тяжелых грузовиков, один за другим, на многие километры.
— Ну так решай, Римо. Уйдешь с моего пути — и я скажу тебе, где спрятано остальное. Вернешь все своему драгоценному папочке, оба будете с радостью пожинать плоды вашей тысячелетней истории — убийств, заговоров, отравлений, чего там еще... Все будет твое. Подумай.
Римо чувствовал прохладу вазы в руке. Этими предметами Чиун дорожил особенно. Интересно, Эрисон знает об этом?
Подставка чем-то испачкана — землей или грязью. Римо раньше никогда не видел земли в сокровищнице...
Звуки над головой становились все громче, а улыбка Эрисона — все лучезарнее.
— Что там происходит?
— Если забираешь сокровища, пусть это тебя не волнует. Неплохую штучку я принес тебе, а, сынок?
— Значит, ты хочешь, чтобы я убрался из Европы?
— И именно сейчас.
— Что ты еще там задумал?
— Старый добрый сюжет. — Эрисон вздохнул. — Один из моих любимых.
— Опять война?
— Да уж не танцы. Подумай. Ты вернешься в Синанджу со славой Мастера, возвратившего украденное богатство. Будешь знаменит и почитаем навеки. А Чиун? Размеры его благодарности даже представить нельзя! А ты наконец-то вволю над ним потешишься!
А Римо думал еще и о возможности расторжения брака с Пу, и о многом, многом другом... Опыт у него был богатый: он знал, что даже величайшее в мире сокровище не способно прекратить Чиуново нытье. Это и есть для него самое высшее наслаждение. А ему — ему не остается ничего, кроме как сказать Эрисону: «Думаю, договорились».
— Думаю... я посмотрю лучше, что там наверху, о'кей?
— Да ничего особенного. Группа доблестных французских офицеров вознамерилась кровью смыть оскорбление, которое некогда нанес Франции подлый гунн. Подлый гунн, само собой, тоже решил ответить. Вы не можете даже представить, чего мне все это стоило. Франция с Германией не воевали уже полвека. Но поколение, выросшее без франко-германской войны, все равно что лунная ночь без звезд, верно?
— Римо, — тихо сказала Анна. — Ты ведь не допустишь, чтобы это случилось опять. Ты не допустишь, чтобы из-за твоих сокровищ погибли миллионы людей. Ты... Римо?
— Погоди, — ответил Римо Уильямс, чей брак с Пу Каянг, непризнанный нигде в целом мире, в корейской деревне Синанджу оставался более чем действительным. — Я думаю. Подожди, пожалуйста, Анна.
Глава двенадцатая
Выбор, перед которым он оказался столь внезапно, был не из самых простых, а недостаток времени делал его во много раз труднее. С одной стороны — гарантированная смерть тысяч европейцев, только-только освоивших науку совместного существования после столетий непрерывных войн. Смерть, гибель крупных городов, может быть, на этот раз даже гибель целых народов, каждый из которых за мирные полвека успел немало сделать для процветания многострадального человечества.
С другой стороны — сокровища Дома Синанджу. И именно поэтому Римо понимал все отчетливее, что выбора, по сути дела, нет. На Земле всегда будут войны. Французы и немцы жили в мире пятьдесят лет, зато арабы за это время успели передраться с иранцами, с израильтянами, с африканцами и друг с другом. И это только арабы. А стоит переместиться, например, в Центральную Азию — там наготове еще штук двадцать новеньких войн.
Удастся ли ему остановить это?
— Римо... ты все еще думаешь? — справа послышался встревоженный шепот Анны. — Ты что, и вправду решил позволить французам и немцам резать друг друга?
— Угу, — Римо кивнул.
— Это все, что ты можешь ответить? «Угу»? Ведь будет страшная война, Римо!
Римо пожал плечами.
— Послушай! По-моему, я догадалась, кто такой этот мистер Эрисон. Я думаю, что он не так уж неуязвим. Только не заключай с ним сделку, Римо! Я помогу тебе отыскать сокровища. И Россия, и Америка вместе работают на тебя! Мистер Эрисон сделал ошибку, вернув тебе этот сосуд, и он за нее поплатится! Но прошу тебя, Римо, останови войну!
Эрисон, намеренно позволивший Анне высказаться, наконец вмешался. Его голос зазвучал под бетонными сводами бункера, словно оркестранты всех полков земли разом дунули в медные трубы, играя боевую песнь — гимн уничтожения. На лбу Анны выступила испарина. Сжав руку Римо, она почувствовала, как у него бешено колотится сердце. Спертый воздух бункера сдавливал грудь. Еще несколько часов — и здесь, в этих сырых стенах, покрытые кровью люди будут истреблять друг друга любым оказавшимся в руках оружием, движимые лишь инстинктом убийства. Пальцы Анны судорожно вцепились в предплечье Римо. Эрисон говорил:
— Ты когда-нибудь видел старомодную войну, Римо? Хорошую, настоящую, не эти, нынешние, когда бомбят города, люди в лохмотьях ползут по трупам и никто не знает, в какой стороне находится враг. Нет, я говорю про старую добрую войну со знаменами и грохотом барабанов; мужчины в блестящей форме строем идут к месту битвы стяжать славу и создавать историю!
— Выпустить друг другу кишки, как повздорившие подмастерья на скотобойне, а потом заставить поэтов
