— Это не прошлое. Это история! — фыркнул Чиун.
— Чеканная формулировка! А какие у тебя, собственно, возражения? Я просто хочу увидеть лица моих родителей.
— Ты не хочешь их видеть.
— Почему ты так говоришь?
— Потому что знаю, — сказал Чиун.
— Нет, не знаешь. Не можешь знать. Ты знаешь все о своих родителях, дедах и бабках, родственниках до седьмого колена. Я о своих ничего не знаю.
— Это потому, что о них нечего знать.
— Как это?
— Они не стоят воспоминаний. Они белые.
— Ха! — парировал Римо. — Вот я тебя и поймал. Ты все время твердишь, что я отчасти кореец, — чтобы оправдаться перед самим собой за то, что учишь Синанджу чужестранца. А сейчас вдруг запел по- другому!
— Это не я запел по-другому. Это у тебя со слухом неважно. Ты не белый, а твои родители — белые. Где-то глубоко в прошлом, пересиленная ныне многовековым спариванием с некорейцами, в твоем роду была капля гордой корейской крови. Может, даже две капли. Вот эти-то две капли я и обучаю, понятно? И несчастье мое в том, что они отягощены неподъемным грузом крови белых.
— Даже если мои родители были белые, — сказал Римо, — это не значит, что они недостойны воспоминаний.
— Они потому недостойны воспоминаний, — воскликнул Чиун, — что оставили тебя младенцем у чужой двери! И в гневе вышел.
Римо снова закрыл глаза, но так и не смог вызвать в памяти лица родителей.
Еще минуту назад, до появления Чиуна, он прошел весь путь вглубь до первых дней в сиротском доме Святой Терезы и был уверен, что вот еще совсем немного усилий — и родные лица всплывут из темноты забвения. Но не теперь. Чиун своими словами все разрушил и, может быть, не так уж он был и не прав? С тех пор Римо ни разу не пытался вернуться к своим младенческим впечатлениям.
И теперь, когда он нашел своего отца, и не мертвым, а очень даже живым, Римо думал, не лучше ли было бы, по совету Чуина, не ворошить прошлое, оставить его в покое. Потому что теперь Римо никогда уже не сможет верить ни Чиуну, ни Смиту. Они его предали, и если от Смита этого можно было бы ожидать, то отношение Чиуна его просто ошеломило.
Римо знал, что в лице Чиуна потерял отца, который по крови отцом ему не был, и что нашел другого, кровного, который при этом держался совсем не по-отцовски.
Может, потом, когда мы узнаем друг друга получше? Может, потом мы привыкнем? Может, это будет похоже на чувство, связывавшее нас с Чиуном? Но в сердце своем Римо знал, что этому не бывать. С Чиуном его связывали чувства более глубокие, чем чувства двух обыкновенных людей. С Чиуном его связывало Синанджу. И вот эта связь порвалась.
Уверенности в том, как поступит теперь Чиун, у Римо не было. Но он знал, каким будет следующий шаг Смита. Смит прикажет Чиуну найти Римо и вернуться с ним в «Фолкрофт». Если Римо откажется, Смит прикажет уничтожить его. Смит не станет раздумывать. Это его работа — действовать без раздумий, когда речь идет о безопасности КЮРЕ.
Но что сделает, получив такой приказ, Чиун? И что сделает он, Римо, если Чиун явится его убить?
Их бой на крыше мог одурачить только неискушенных наблюдателей. Но не Римо. Оба они, и он сам, и Чиун, наносили свои удары, стараясь не поранить один другого. Результатом этого явился долгий стилизованный поединок в стиле кун-фу, из тех, что показывают в китайских фильмах. Но Синанджу — это совсем другое. Синанджу — борьба экономная. Не наноси два удара, если можешь обойтись одним. Не тяни до двух минут, если можешь управиться в две секунды.
Ни один из них не хотел причинить боль другому. Но когда они встретятся в следующий раз, дело может пойти по-другому. И Римо не представлял себе, как он тогда поступит.
Поэтому он и коротал время в темноте. Да, его заветный детский сон сбылся, он нашел отца, но скоро, не ровен час, может начать сбываться и страшный ночной кошмар.
Глава 19
«Дайнакар» ждал его на городской свалке, раскинувшейся на берегу Детройт-ривер.
Выбираясь из машины, стрелок подумал, что эти горы старого хлама — вполне подходящее окружение для машины, работающей на мусоре.
— Я здесь, — он подошел к затемненному стеклу «дай-накара».
— Я вижу, — ответил голос невидимки за рулем. — Миллис жив.
— Он в коме. Он, может, и не мертв, но и не жив тоже.
— Я хотел, чтобы он умер.
— И так бы оно и было, если б мне позволили стрелять в голову.
— Я вам уже говорил...
— Помню: в голову не стрелять.
— И все-таки я хочу, чтоб он умер.
— Там же полно охраны, и они стерегут его днем и ночью! Пусть все немного поостынет, а потом я его прикончу.
— Нужно сейчас, — отрезал голос.
— А почему не Лаваллета? Я могу убрать его, а потом уже Миллиса.
— Лаваллета еще черед не настал. Он без конца демонстрирует публике свою новую машину, с ним проблем не будет. Сейчас мне нужен Миллис.
— Пришить парня, окруженного полицейскими, не так просто, как кажется.
— Сначала Миллис. Потом Лаваллет.
— А Ривелл?
— О нем можно не беспокоиться.
— Еще есть одна проблемка, — проговорил стрелок.
— С вами все время проблемки. Когда я вас нанимал, я думал, что покупаю лучший товар.
— Я и есть лучший, — холодно сказал стрелок.
— И в чем проблемка?
— Старый китаец. Тот, что был на презентации «дайна кара». Он объявился и при покушении на Миллиса.
— Ну и что?
— Думаю, он работает на правительство.
— Наплевать, — голос стал сердитым. — Путается под ногами — уберите.
Что-нибудь еще?
— Да нет, вроде все.
— Хорошо, — сказал голос. — За Миллиса заплачу, когда закончите.
И «дайнакар» черным призраком на колесах неслышно поплыл над замусоренной землей.
Стрелок уселся за руль своей машины. Слишком это рискованно сейчас браться за Миллиса. В больнице легавых не счесть. А может, есть другой путь?
Он зажег еще одну сигарету.
Но самая потеха начнется, когда придет время снова заняться Лаваллетом, подумал он. Ох, будет и потеха!
Глава 20
Смит больше не сомневался. Неопознанная женщина, убитая на могиле Римо Уильямса, была мать Римо. А ее убийца — тот самый, который устроил бойню в Детройте, — его отец.
Другого объяснения нет. Можно предположить, что на кладбище произошла семейная сцена. Единственным близким родственником убитой был ее муж, он же убийца. Вот почему никто не заявил в полицию об исчезновении жертвы.
Но все-таки непонятно, как через столько лет отец с матерью ухитрились отыскать захоронение Римо. Пока он находился на попечении монахинь приюта Святой Терезы, родители ни разу не попытались
