рождения...
Слова Римо потонули во взрыве хохота.
— Вы только послушайте — все равны от рождения! — давились от смеха крестьяне. — Не только корейцы, но даже самые ничтожные из белолицых американцев!
— Как может служить защитой человеку бумажный щит? Ведь он, наверное, истрепался оттого, что его передают из рук в руки? — съязвил хранитель Пульян.
— Просто американцы верят в этот щит, — ответил Римо.
— В таком случае американцы, должно быть, считают, что все щиты обладают равной силой, — самодовольно улыбаясь, предположил Пульян. Все покатились со смеху.
Чиун выставил вперед руки, призывая односельчан к спокойствию.
— Так-то лучше! — прорычал Римо. — Много лет назад президент Соединенных Штатов понял, что злые люди творят беззакония в обход конституции. Но, следуя конституции по всей строгости, президент не мог с ними бороться.
— Почему тогда он не разорвал ее в клочья? — спросил какой-то мальчик.
— Для американцев конституция священна, — парировал Римо. — Так же, как для вас священны предания Синанджу.
Это жители деревни могли понять. Они притихли.
— И вот президент создал тайную организацию под названием КЮРЕ, чтобы действовать в обход конституции во имя ее же спасения.
— То есть он наплевал на щит государства? — раздался чей-то голос.
— Нет, не наплевал! — рявкнул Римо. — Он просто его обошел.
— То есть сделал вид, что его не существует?
— Нет, он нарушил предписываемые конституцией законы, но с единственной целью — не подорвать доверия американского народа.
— Почему же он не написал собственную конституцию? Ведь он правил страной.
— У него не было такого права. Он был гарантом конституции — ну, вроде... вроде пастуха.
— Значит, Америка — страна баранов, — опять сострил Пульян. — Правители там безвластные, а народ безмозглый.
— Нет, неправда! — Римо вышел из себя. Почему никто даже не хочет его понять?
Чиун тронул его за плечо.
— Я закончу за тебя, — сказал он. — Но ты действительно старался.
Римо нахмурился и посторонился.
— Видите ли, — начал нараспев Чиун, — не в американских традициях нанимать ассасина. Они не верят в ассасинов, но им был нужен верный человек.
И тогда ко мне явился посланец. Он категорически заявил, что ассасина нанимать не станет. Ему был нужен учитель Синанджу, чтобы подготовить собственного ассасина. Нас не устроит Мастер Синанджу, твердил этот человек, — его звали Макклири, — нам нужен белый ассасин, потому что ему предстоит работать тайно. Он должен быть незаметен среди других белых.
И тогда я сказал этому Макклири, что Мастер Синанджу имеет больше веса, если он служит при монаршем дворе. Стоит вашим врагам узнать, что на вас работает Мастер Синанджу, и они почернеют от злости. Тайно работают одни грабители. Но, конечно, таких тонкостей ему было не понять. И это совершенно естественно — ведь он был белый человек, к тому же из страны, которой никогда не служил ни один Мастер Синанджу, поскольку Америка молодая страна, всего двухсот лет от роду. Белолицый Макклири настаивал на строжайшей секретности, и я сказал ему, что гарантией того является не цвет кожи ассасина, а его мастерство. И все же он стоял на своем. Он говорил, что ассасину, которого я должен для них обучить, предстоит самому отыскивать своих жертв. — Жители Синанджу опять посмеялись над странной логикой американцев. — И я сказал ему, что определять жертву должен только император, а дело ассасина — карать. Это старо как мир. Король не убивает, ассасин не правит.
То были тяжелые времена. Работы не было совсем. Кое-кто из вас, наверное, еще помнит: опять пошли разговоры о том, чтобы отсылать младенцев назад, в море. И я, к величайшему своему стыду, взялся за это позорное дело. Я согласился подготовить для Америки белого ассасина, но прежде оговорил условие, что американский ассасин не станет в будущем отбивать хлеб у любого из следующих Мастеров Синанджу. — Селяне одобрительно закивали. — Однако вместо ребенка мне подсунули в ученики взрослого мужчину, — насмешливо продолжал Чиун. Раздался смех. — И вместо корейца — белолицего. — Смех усилился. — Но виданное ли дело? — Чиун вновь придал лицу серьезное выражение, — этот белый, несмотря на то, что питался мясом, оказался крепок телом. Этот белый, при его длинном носе и нескладной походке, был добр сердцем. Я дал ему первые уроки, и этот белый оказался благодарным учеником. Он сказал: «Я — всего лишь ничтожный белый, но если ты научишь меня всем премудростям Синанджу, я буду твоим верным последователем до конца своих дней и никогда не устану возносить тебе хвалу, о великий!»
— Вот уж враки, — проворчал Римо.
Чиун легонько пихнул его локтем под ребро.
— И я сказал этому белому, человеку, по рождению стоящему ниже любого корейца: «Я сделаю это, потому что подписал контракт, а контракты для Синанджу священны». А надо сказать, что контракт, который я подписал, был необычен. Ни один Мастер Синанджу еще никогда не заключал такого странного контракта. Этот контракт не только предусматривал, что я обучу своего ученика искусству Синанджу — что я добросовестно исполнил, — но также и то, что если этот белый будет вести себя неподобающим образом, если он подведет своих белых начальников или оскорбит Дом Синанджу неправильной осанкой или плохим дыханием, то Мастер Синанджу получает полномочия и должен будет счесть своим долгом избавиться от этого белого как от ненужного хлама.
Все посмотрели на Римо.
— А как же еще поступить с непокорным белым? — сказал Чиун и всем своим видом дал понять, что пора смеяться.
Все засмеялись.
Римо зарделся.
Чиун опять посерьезнел.
— Но по мере того, как шли дни тренировок, я обнаружил удивительную вещь. — Для пущего драматизма Чиун выдержал паузу. — Мой белый ученик принял Синанджу! Не только своим нескладным телом или неразвитым умом, но и сердцем. И тогда я понял, что этот белый, при всей его жалкой внешности и ничтожных умениях, в сердце своем является корейцем. — При этих словах кое-кто из присутствующих демонстративно сплюнул себе под ноги. — Сердцем он кореец! — повторил Чиун. — Это было чудо! Потеряв уже всякую надежду на воспитание настоящего наследника Дома Синанджу, я вдруг обрел его в лице белого! И я учил и учил его, долгие годы внушая великие истины и стирая из его сознания те презренные навыки, которыми наделила его ничтожная страна, и дожидался своего часа. Теперь этот час пробил! Я представляю вам своего приемного сына Римо!
Жители Синанджу ответили ледяным молчанием. Под взглядом бесчисленных глаз Римо поежился.
— Скажи им, — прошипел Чиун.
— Что?
— Скажи о нашем решении. Скорей, пока толпа еще нас слушает!
Римо шагнул вперед.
— Я горжусь тем, что принадлежу к Синанджу, — просто сказал он.
Опять ледяное молчание.
— Я благодарен Чиуну за все, что он мне дал.
Никакой реакции.
— Я люблю его.
Лица женщин несколько смягчились, зато мужчины ожесточились еще больше.
Римо раздирали сомнения.
Чиун схватился за сердце.
— Я ничего не слышу, — прошептал он. — Я сейчас упаду в обморок!
— И я хочу вам сказать, что готов взять на себя все обязанности следующего Мастера Синанджу, —